1. Исполнение желаний
2. Эх, дороги!
3. Новогоднее чудо
4. Сын века
5. Просто не могу
6. Как умирают коммунисты
7. О последствиях легкой графомании
8. Стих
9. Отчаяние
10. Как цари...
11. Дружеский шарж
12. Диалектический материализм по Лужкову (Отрицание отрицания)
13. Актрисе телесериала
14. Тля
15. Теле-разговоры
16. Предпраздничные сомнения
17. "Опять весна мне душу ранит..."
18. Простим друг друга! (Стихотворение написанное в "прощёное воскресенье")
19. "Ты не проси, не запою..."
20. Мартовский снегопад на пр. Ветеранов
21. Нелепый сон
22. "Мы в этой комнате одни..."
23. Несправедливость
24. К совести
25. Другу
26. Как правильно целоваться
27. С приветом из России
28. О дураках
29. Наказание
30. Терпимость
31. Звериное число
32. С праздником!
33. Чудотерапия
34. Принципы
35. Вдвоём на вокзале
36. Молитесь, попы!
37. Сомнение
38. К старости
39. Эвристическое
40. Школьная диалектика
41. Болезнь
42. Это ль не счастье?
43. Лето
44. "На свете много красоты..."
45. Новые народные песни
46. Старость
47. Кандалы для разума
48. Трудно быть собой
49. Очевидность
50. Простите
51. "Когда-нибудь..."
52. Перед сном
53. Поэтические ожидания
54. Застольные размышления
55. Пироги
56. Не вечер
57. За поля
58. Эпиграмма
59. Горе
60. Ф. Шиллер. Надежда (перевод с немецкого)
61. Сургутская диалектика
62. Капиталу
63. "Мы привыкли писать между строк..."
64. В мегаполисе
65. Поэты и мат
66. Мировое
67. Тайна
68. "Не будьте яркими, поэты!.."
69. Кунг-фу
70. Исповедь однолюба
71. Под снегом Сургута
72. Элегия
73. О безопасности России
74. Ночной дворик в Санкт-Петербурге
75. "Однажды в чарующем марте..."
76. Неравный брак
77. Предел снисходительности
78. "Снова дразнят берёзы листвою..."
79. "Я возвратился в эту осень..."
80. Любовь к Югре
81. Просьба
82. На пасеке
83. "Лежу. Болею. Сорок два..."
84. Привет осени
85. Что ж вы делаете, люди?
86. Игра
87. Душа
88. Как в юности
89. Рука рынка
90. У портрета Леонида Адрианова
91. О чём плачешь, ива?
92. Дорогие дороги
93. Дар Ветер жив!
94. Смею предложить!
95. "Чудо" предвидения
96. Предвыборные портреты
97. Маета
98. Всё, как есть
99. Порыв
100. Весенняя песня
101. Мне пел соловей поутру
102. Вечер
103. Почему я голосую за Зюганова
104. "Ненавистник советского строя..."
105. Жизнь
106. Стыдно!
107. Привилегированный
108. За Зюганова! За народного Президента России!
109. Тревожное
110. В России, как на взлёте, перегрузки
111. Волна жизни
112. Школьная любовь
113. Публикация в газете "Orenburger Allgemeine"
114. Скворцы
115. Публикация в газете "Orenburger Allgemeine" 2-я часть
116. В этом что-то есть!
117. Каша

Басни

1. Дебаты
2. Финансы и Петух
3. Крот и Бобры
4. Суд над Соловьём
5. Дрозд-баснописец
6. Купец и Канарейка
7. В саду
8. Поэт и Пегас
9. Кабаны и Корыто
10. Ужонок-певец

Снежок волшебный светится, игрушек позолота.
Мечта звездою сказочной летит вокруг Земли.
Мы все от года Нового, как дети, ждём чего-то,
И он с улыбкою несёт — что сами запасли!  

Зима, крестьянин торжествует:
На дровнях пешего догнал.
Ему водитель голосует,
Что в пробке накрепко застрял.

Раз один мужик другому говорит:
— Счастье многим нынче запросто валит.
Умный выйдет на дорогу, подождёт —
Исполняются желанья в Новый год.
Подожди — в санях поедет Дед Мороз,
Для него любое чудо — не вопрос.
Надо к санкам прикоснуться, не зевать —
Громко нужное желанье прокричать.
Крикнешь: «Волга» — будет «Волга», примечай. 
Крикнешь: «Вольво» — будет «Вольво», так и знай! 
Ну, а если ты крутой, как новый бес,
Можешь крикнуть: «Шестисотый Мерседес!»
— Правда? — Правда! — Ну, — оскалился мужик, —   
Я в желаньях мелочиться не привык.
Что мне «Волга»? «Волга» — это не прогресс!
Замучу-ка шестисотый Мерседес.

На дорогу он пошёл под Новый год
Дед-Мороза помаленьку ждёт-пождёт.
Видит, кони мчатся белые лихи
В вихре снега, как стихирные стихи.  
Ближе, ближе, словно ветер их несёт.
Чудака тут облучком как шибанёт!
Полетел мужик от санок под откос,
Дико крикнув: 
— Мерседетый Шестисос! 

Мать Россия, милая моя!
Сколько жизни, сколько сладкой муки
В песне лет и в трели соловья!
Я с тобой не вынесу разлуки.

Пусть ведутся те на поводу,
Кто во лжи души своей не чает,
Кто звезду из образа в пруду,
Только с блеском золота сличает.

Будет дума череп мой сверлить
Гордости изъеденным обломком.
Можно ль память века разделить,
Оставляя грусть одну потомкам?

И своё ль я сердце обману?
Осенясь родными голосами,
Я смотрю на солнце и луну
Родины счастливыми глазами. 

В России жизнь все хуже, все безумней.
И большинству, как видно, хоть бы что!
Меня все учат — будь благоразумней,
Не делай это, и не делай то. 

А я своих привычек не иначу,
У нищих не желаю быть в долгу,
И взгляда откровенного не прячу,
Когда я без любимой не могу.

А я любую очередь нарушу — 
Перед собой старуху пропустить.
Я не могу ребенку плюнуть в душу, 
И злобного предательства простить.

Я не смогу врага ударить в спину,
Калеке вряд ли сделаю больней.
И вряд ли я страну свою покину,
Хотя порой и хочется, ей-ей!

И пусть мне сам господь вернет потерю, 
И пусть хоть президент окажет честь,
Я никакому чуду не поверю,
Пока в России — то, что нынче есть.

В простых квартирах умирают коммунисты.
Не в битвах века — от болезней вековых.
Обои вытерты. Простынки в меру чисты.
Внук заглянул и — звон раздался и затих...

Мечтали в юности попасть на баррикады,
А здесь: то капельница, то с микстурой чай!
Эх, коммунисты, где лучи былой бравады?
Где те высоты, что Вы брали невзначай?

Где ваши замыслы, модели и медали?
В глухом углу — ни паутины, ни добра.
Не накопили. Не свершили. Не добрали. 
Не дотянули «Подмосковны вечера».

— В грехах покаяться? Попу? Да отвяжись, ты!
Неси-ка «Правду». Скоро ль канет враг в овраг? — 
Непобеждённо умирают коммунисты,
И ждут — в оконце замаячит алый флаг! 

От сочетания бумаги и пера
Поэт привычно ждет немалого добра,
Но в завершении занятного процесса
Грядут проблемы позвоночника и веса. 

Графином огранённая вода,
Надломленные гранями предметы —
Так прошлое мы видим иногда,
Так песни по иному перепеты.

Среди родных лугов и добрых книг,
Там, у тропы, ведущей дальше, дальше... 
Поэзия — спасительный родник.
Он непричастен подлости и фальши.

Как пьяная, туча бредёт стороной,
Над крышами — скука и чад,
И вечер бранит меня: сам я виной,
Тому, что унижен закат

И в окнах напротив так мало огня,
Дождь брызжет в тоске ножевой...
Эй, новая жизнь! Не начнись без меня!
Поверь, я воистину твой! 

Участились сообщения СМИ о массовых отравлениях.

В магазине в день зарплаты
Надо с разумом дружить.
Мы ж теперь, как Митридаты:
Не отравят — будем жить.

P. S. Предупреждение не сработало. Через несколько дней после 
публикации этой эпиграммы  в Сургутской школе № 46 и лицее № 1 от 
недоброкачественного питания пострадали 76 учеников и два 
преподавателя. 
15. 09. 2010 г.  
С. Сметанин 

Н. Денисову

Слегка небрит и по-домашнему взъерошен,
Непредсказуемо то весел, то угрюм,
Ты в мир поэзии не вхож, а лихо вброшен,
Чтоб наставлять седую братию на ум.

Литинститута кровь от крови, плоть от плоти,
Друг комсомола и морской, бывалый волк.
Ты в суете, как на общественной работе,
Ориентируешь на здравый смысл и толк.

А было время, злой и юркий, словно атом,
Патриотизму был родней, чем кум и брат. 
С Рубцовым снятым был одним фотоаппаратом
Где он теперь, тот пресловутый аппарат!

За двадцать лет борьбы и творческих усилий
Не только Шумского ты шумно пережил,
Объехал множество голландий и бразилий,
Лишь... в Тель-Авиве не бывал, чтоб я так жил!

Но двадцать первый век примерив, как обновку,
Ты из прошедшего не вырвешься уже,
И вспоминаешь дорогую Окунёвку
В Тюмени-городе на самом рубеже! 

Лужков в "Науке и жизни" написал,
Что Маркс был прав, но чуточку ошибся:
Не вовремя в России рай настал,
Покуда мэр с женою не нажился.

Жена в манто! Какое волшебство!
И в Лондоне Лужкова хата с краю...
Там воплотилась логика его:
"И рыбку съем, и Маркса почитаю!" 

Какие нынче на экране теле-тёти!
С какого бора на работу чёрт их брал?
Блестит глазами, будто кошка на охоте,
Переходя из сериала в сериал.

Изображает модных дам так неумело —
Быть непосредственной сказал ей режиссёр.
— Будь непосредственной! — она и обомлела
На всероссийское глумленье и позор!

Разъяв ресницы,  замерла под объективом!
А мысль одна: "Как там? Морщинки не видать?"
Да не страдай ты за себя с таким надрывом! —
Быть непосредственной — не значит умирать! 

Прильнув к Земле, сказала Тля:
— Вся мною держится Земля! 

По телевизору опять о чём-то спорят,
Аж пудра сыплется, бесстыжий и тупой. 
Орут по-русски — не по делу Русь позорят. 
Переключусь — там с наглым тянется слепой.

Уж двадцать лет, как я смотрю на этот мрак.
Ничуть не странно, что подлец я и дурак. 

Восьмое марта! Боже мой! 
Что подарить любимой?
Предмет не очень дорогой,
Но всё ж необходимый.

Сосед к весне скопил рубля,
Жена опередила:
На двадцать третье февраля
Кастрюлю подарила.

Так он на выдумки не скор,
Проникся думой тяжкой...
Купил охотничий набор,
Со штопором и фляжкой!

Друг, посоветуй мне хоть ты!
Для милой взял я блузку.
Вот, только думаю, цветы
Или стихи в нагрузку? 

Опять весна мне душу ранит —
Баян старинный заиграл.
Любовь любимых не обманет
И вновь поднимет свой бокал!

Пусть тает снег по косогорам,
И пусть подснежники цветут.
Мне будет целый мир укором,
Коль вас постигнет неуют.

А если вдруг любовь обманет,
И всё шампанское прольёт,
Я заиграю на баяне,
И пусть рассвет не настаёт. 

Все говорят, что олигархи
Богаче нас лишь в сорок раз.
Нашёл я цифры в Интернете,
Чтоб не прикидывать на глаз,

И взял обычный калькулятор —
Он тут же зримо показал:
Равны два денежных потока,
Как струйка и девятый вал!

Пока варил я утром кофе,
Мой олигарх разбогател
На сорок месячных доходов —
Так, между прочим, между дел!

Пока сосед бутылку пива
Минут пятнадцать распивал,
Мой олигарх три миллиона
Очередных на счёт загнал.

"А этих денег бы хватило, —
Сказал пенсионер-сосед, —
Чтоб приносили деньги на дом 
Мне целых двадцать восемь лет".

Какой обман, что олигархи
Лишь в сорок раз богаче нас!
Но всё ж — прощёно воскресенье,
И я прощу на этот раз. 

(Перевод с армянского
Стихи Ованеса Туманяна,
подстрочник  Адленца Дерена
http://stihi.ru/2011/02/23/6406)

Ты не проси, не запою
Про грусть безмерную мою,
Не будет от её нытья
Сокрушена душа твоя...
О том, что у меня беда,
Не буду петь я никогда.

Запел об этом я в горах,    
И розы куст, увы, зачах,
Томит его печальный вид,
Пустыня чёрная молчит... 
Где эхом гору я обжёг,
Не вырос ни один цветок.

Вьёт ароматный ветерок
Зари злачёный завиток,
Хотел бы на заре и я
Запеть не хуже соловья...
Но сердцем горю не помочь, 
Чернеет в нём юдоли ночь... 

Поэт пером владел совсем неплохо,
Но затупилось вещее перо:
Вся в переменах грозная эпоха.
Лишь описал — оно уже старо.

Тогда Поэт Пегаса громко свистнул,
Крылатый конь из облак поспешил.
Хозяин зануздал его, притиснул
И выдернул перо из мощных крыл.

Поэзия — во многом — донкихотство.
Фантазии привычны и легки.
С волшебным же орудьем производства
Подвластны и поэмы, и стихи.

Поэт — пророк, его зовут и женят,
Россия слова ждёт на всякий час.  
Подруга модной шляпки не наденет:
"Пока поэты не оценят нас!.."

Но всё недолговечно. Светит вычет.
Исписанная рукопись растёт.
Поэт второй уж раз Пегаса кличет
И за узду в денник* его ведёт.

Крылатый конь опять к нему примчался
Терпя, второе пёрышко отдал.
В душе, однако, чуть поулыбался —
Как гуся щиплет! Вот каков нахал!

Поэт в стихи привычно погрузился:
То в лирику любовную один,
То к митингу друзей приноровился,
Припомнил, что он всё-же гражданин.

И снова перед ним пера огрызок.
Он свистнул в третий раз — Пегас, мой свет!
Он свистнул громче — стук копыт неблизок.
К земле прижался ухом — топа нет.

Откуда-то нелепая зевота.
И на душе Поэта тяжело.
Ну, как же дальше? Встала вся работа.
С конём всё вдохновение ушло!

Пошел Поэт в простые «Канцтовары»
Купил себе перо и ноутбук,
Но где полёт души бывалый, старый?
Где лёгкость слога, дорогой мой друг?   

Мораль сей басни выводить обидно.
За дерзость перед вдохновеньем стыдно.
Коль хочешь быть Поэтом экстра-класса,
Не дёргай перьев из крыла Пегаса.  


* Денник — род стойла. 

Печальный, плотный снегопад
На город наш летит,
Автомобили встали в ряд,
Сугробов грустен вид.

Большой, многоэтажный дом
Таинственен на взгляд.
В нём окна тронуты желтком,
Как будто в рай парят.

Снег, снег и снег. Ни ветерка!
Как в цирке, как в кино.
Дома, деревья, облака,
Всё в сущности — одно.

Как будто в космосе пути
Вдруг начаты с нуля.
Здесь не Япония, трясти
Не будет нас земля.

Не покачнутся этажи
От воя за окном.
Не напугаются бомжи,
Мешая снег с вином,

Минуту, вечность, год подряд,
Хоть пой, хоть плачь навзрыд:
Густой, вселенский снегопад
На дворик наш летит.

Во сне с трудом бросал курить.
Меня — чтоб он пропал! —  
Мой друг хотел уговорить,
А я всё отрицал.

"На кой мне чёрт?" — я говорю —
"Ведь десять лет, как я курю!

Уж десять лет, как я курю,
И сорок раз бросал,
Но, тем не менее, курю,
Курю, чтоб ты пропал!"

Проснулся. В зеркало смотрю:  
"Ведь двадцать лет, как не курю!" 

Два кабана на берегу нашли Корыто.
И без того они вольготно жили, сыто,
А тут совсем себя почуяли в раю!
В Корыте свёкла! Выбираю и жую!
От счастья верного бродяги опьянели
То смачно чавкали, то хрюкали, то пели...
И, всё подчистив, завалились дружно спать.
Свинье порядочной, что лужа, что кровать.
Изрядно выспавшись, сказал один Кабан:
"Во сне увидел я Америку, друган.
Давай-ка сплаваем туда с тобой вдвоём.
Мы на Корыте, как на яхте поплывём!"
"Давай!" — сказал ему на это компаньон,
Любитель знатных приключений был и он.
И вот находку два приятеля в соку,  
Не долго думая, столкнули к бережку,
В ней разместились, но, отплыв на метра два,
Пошли ко дну. Спаслись несчастные едва! 

Когда я слышу о прогрессе много слов,
Припоминаю подвиг этих Кабанов.
И ты от плаванья не жди особой прыти,
Когда стартуешь на раздолбаном Корыте.

Мы в этой комнате одни.
Родная, просто отдохни!
Нельзя так жить, как на краю...
Послушай музыку мою.
Забудь на миг о суете,
О том, что ценят нас не те...
Прими букет из алых роз —
Мою любовь до самых звёзд. 

Ложь олигархов и властей
Одна другой не уступает,
Но нас сильнее возмущает
Ложь наших маленьких детей!

О, совесть, совесть!
С людьми в ладу,
Скажи мне правду
Хоть раз в году!

О неявном смысле жизни
Я хочу тебе сказать.
Это счастье — быть в Отчизне,
И ума не потерять.

(Инструкция для мужчин)

1. Вначале губы облизнуть,
2. Потом в себя слегка втянуть,
3. Отдаться нежному предмету,
4. Примять, как сладкую конфету,
5. Припомнить лучшие мечты
6. И осознать: что ты есть ты!

(Инструкция для женщин)

1. Вначале губы облизнуть,
2. Потом в себя слегка втянуть,
3. Отдаться нежному предмету,
4. Примять, как сладкую конфету,
5. Упасть, растаять... растянуть...
6. И в ощущеньях утонуть!

Пока мы здесь весну встречаем,
Грустим, по солнышку скучаем,
На поздравленья отвечаем —
Европа Ливию бомбит.

Мы телевизор выключаем,
Идём к столу, где чашка с чаем,
Мы всё дурное исключаем,
Ведь нам бомбёжка не грозит.

Влюблённых кошек привечаем,
Герани запах источаем,
В самих себе души не чаем:
Фиалково — кто, где убит.

А ведь бомбят любовь, свободу,
И проливают кровь, как воду.
Чтоб не уменьшиться доходу,
Европа Ливию бомбит!

И смачно потирают руки,
Дельцы религии, науки,
Кому приятны эти штуки,
Довольно скверные на вид.

Привет, весна, привет, родная,
Привет, гроза в начале мая,
Привет, всем тем, кого я знаю:
Европа Ливию бомбит!

Из дураков умнее тот,
Кто днём сегодняшним живёт.

Он в детстве был добрым и много читал, 
Но к юности буйной умнее не стал, 
И — с каждым такое бывало — 
Он глупостей сделал немало.

Легко пристрастился курить, выпивать, 
Уехал на Север "деньгу забивать", 
А, главное, чем отличился — 
На девке нескромной женился. 

За это судьба наказала его. 
В работе не видел он дня своего,  
При детях был грустным скитальцем. 
Соседи в них тыкали пальцем. 

Но понял он всю перед жизнью вину, 
И бросил привычки, и стерву-жену. 
И к двери шагнул в одночасье 
На поиски нового счастья. 

Он все одолел многолетним трудом. 
Hо юность потом укорял со стыдом:
Не выкупить эти моменты,
Хоть вечно плати алименты.

Я звуки жизни принимаю
В ее гармонии любой:
И соловья я обожаю,
И тешит душу... сваебой.

Стращать людей не этаким, так этим,
Попами с древних лет заведено.
Число из трёх шестёрок на примете,
Как пугало, у нас давным-давно.

Набор из трёх значков таких ужасных,
Что в нашу жизнь порочно занесло,
Считался воплощеньем дел опасных,
И назван был "Звериное число"!

Коль триста тридцать три на два помножим, 
А паче сто одиннадцать на шесть,
Мы действием всё благо уничтожим,
Какое было и какое есть.

Знак беспощаден для тупых и хитрых,
И многих убивает наповал.
А ведь ещё когда-то Энгельс Фридрих 
Звериное число расшифровал

В угоду любознательной натуре,
Но поздно: разум в обществе померк,
Хотя никто в общественной культуре
Нам доказательств тех не опроверг.

Нам предрассудки оттоптали пятки,
Внедряя страх в незрелые умы.
Долой три перевёрнутых девятки!
Шасть шесть-шесть-шесть обратно в царство тьмы!

Слава замыслу гения!
С миллионами — я!
С ленинским днём рождения
Рад поздравить, друзья!
22.04.2011

Любовь людей к фантастике стара.
Солдату бабка в каше отказала.
Он предложил: "Сварю из... топора!"
Чем подивил хозяюшку немало.
В кастрюлю положил сперва топор,
Затем добавил чуть крупы, водицы,
Поставил на огонь сие, хитёр,
И дал минут пятнадцать повариться.
Потом подсыпал соли, сахарку,
И маслицем он варево заправил.
Так бабке разогнал солдат тоску,
И сам себя от пуза позабавил.

Как тот топор для нас любой сюжет:
Коль нет чудес — и аппетита нет!

Что в мире первое? Для маленьких ребят
Игрушки, цацки — то, чего они хотят.

Для женщин любящих (внимание готовь)
Одно есть первое — конечно же — Любовь.

Тому, кто верует (они ещё скромней)
Бог в мире первое — нет истины главней.

Но в мире, что материалиста убедит,
Лишь то первично, из чего он состоит,

И, где б мы ни были, материя одна
Есть в мире первое в любые времена. 

Молитесь, грешные попы,
За цену гречневой крупы!
Чтоб наш народ не бедовал, 
Чтоб олигарх не ликовал,
И с капиталом, что нажил, 
Он за границу не спешил.

Молитесь, грешные попы,
Чтоб люди не были глупы,
Банкротство было не в чести
Для девяти из десяти.
Чтоб не душил меня кредит,
Чтоб не мочил меня бандит. 

Молитесь, грешные попы,
За разум бешеной толпы, 
Когда за призрачный навар
Готова грызть гнилой товар...
За все китайские супы
Молитесь, грешные попы! 

Звёзды. Полночь. Робкая улыбка.
Холодинка дрогнувших высот.
Жизнь моя! Удача иль ошибка?
Кто мне скажет? Кто меня поймёт?

Долгий век уж так ли складно прожит?
Сколько вёсен брошено в зенит!
Отчего так будний день тревожит?
Грудь мою волнует и теснит?

Я кляну пустейшую потерю,
Не врагам пеняю, так друзьям,
Ни судьбе, ни Богу я не верю.
То, чего хочу, не знаю сам.

В небо крикну: «Помогите, братцы!
Есть ли здесь хотя бы кто-нибудь?»
Не могу в себе я разобраться.
Тот ли выбрал незакатный путь?

На губах растаяла снежинка.
На душе чуть легче, ну и пусть.
Завтра жду мечты и поединка.
Впереди — вселенная и грусть. 

Эх, старость, безбурная старость!
Проходишь и ты, как ни жаль!
Уж сколько деньков мне осталось
Топтать этот жесткий асфальт? 

Чем дольше живёшь, тем смиренней
Встречаешь известную честь, 
И ужас предсмертных мучений 
Не больше, чем страх надоесть.

И память о долге, о страсти, 
Которых не требуют с нас,
Похожа на детское счастье
Законной потехи на час. 

Не жрец, не прорицатель, не шаман.
Хотя за словом будущее вижу,
Я не ввожу фантазию в изъян, 
И Землю-мать наветом не обижу.

И кто бы громкой славы не предрёк,
Его шальное мнение обманет.
Я знаю, что ни сатана, ни бог
Трудов моих вовек читать не станет.

И если победят мои стихи
Среди толпы, готовой к откровенью — 
Скорее, чьей-то вере вопреки,
Чем по любому щучьему веленью.

Во мне живут художник и философ.
Для них в любой момент полно вопросов.
И мне, признаюсь честно, очень нужно,
Чтоб жили-поживали оба дружно.
 
Художник любит холст и кисть, и шпатель,
Летящий миг для мастера — приятель.
Он солнца луч за хвост искусно ловит
И жизнь ему повторную готовит.

Философ знает, что такое вечность —
Сама забота, и сама беспечность!
И без большого замысла впустую
Народу я посланья адресую.

Бесцветные, безвластные, пустые, 
Позорные, тупые времена! 
Мне стыдно за любимую Россию —
Надолго в угол загнана она.

Давно ее не видели такою.
Бранят ее за язвы от оков
Те, кто считают праведной борьбою
Искусство оплеванья и пинков,

Детей ее брезгливо за нос водят,
И — есть ещё на свете доктора! —
До заключенья ласково снисходят, 
Что, к сожаленью, встать ей не пора.

Это ль не счастье? 
Я — современник двух веков!
В веке двадцатом 
юность осталась звонкая.
Бодрая зрелость 
прямо по жизни меня ведёт,
И перед бурей 
в страхе не мне сворачивать.
Сколько бы жребий 
ни обещал беспокойных лет,
Я не растрачу 
над головою сиянья звезд,
Не растеряю 
давшейся в руки вечности.

Эх, люблю по зеленой траве босиком пробежаться!
И по летней просёлочной, пыльной дороге промчаться

На испытанном велике мимо пруда, мимо парка.
Чтобы дождик с утра, чтобы к полудню вновь стало жарко.

Чтобы туча за дальнюю гору влачила чернила,
И соседка в татарском платке за телёнком спешила, 

И девчонка гусей с огорода гнала хворостиной
И мальчишки, меняя покрышки, хвалились резиной.

Чтобы шпанские мухи гудели в душистой сирени,
Чтобы не было скуки и голода, не было лени.

Чтобы в память навеки запали весёлые краски: 
Солнце — белое, небо — синей, чем картинка из сказки,

Детство, детство! Уж так я устроен. Да разве забуду
То роскошное время поистине равное чуду?

Седоватый штакетник и цепь на ведре у колодца,
И водицу, подобной которой мне пить не придётся.

На свете много красоты,
Но все мы слишком заняты.
Нас убедить легко за час,
Что совершенство не для нас,
И до высокого — бог мой! —
Не дотянуться головой,
Что там, где копошимся мы,
Сломали умники умы,
Трудяги бросили труды,
Дождались гордые беды.

А красота... А красота —
До безобразия проста.

1.
Эх, почто тебя, Россия,
Коммунисты бросили?
Олигархи набежали,
Всё съединоросили!


2.
Доллар падает упрямо,
Не горюй, Россия-мама.
Нам с Обамой хорошо —
Напечатает ещё!


3.
Почто ж мы, бабы, мужики,
От власти страшно далеки?
Ну, хоть ей чем-нибудь помочь!
О том мечтаю день и ночь.

Писал об этом Цицерон,
Известный в мысли мировой,
Он рассмотрел со всех сторон
Вопрос о старости людской.

Она счастливой может быть
В судьбе любой наверняка,
Но вздорность надо истребить —
И стать покладистей слегка.

Ужонок стать решил певцом.
Презрев советы матери с отцом,
Сказал: "Мне и без ваших поучений жить в почёте.
Певцом я буду знаменитей Паваротти!"
Он раздобыл шикарный микрофон,
Дождался праздника лесного,
Шипел в него как мог, поднялся свист со всех сторон,
И поскорей уполз он от греха большого.
А дома ласково ему шепнула мать:
"Сынок, поужинаем, ляжем спать,
Проснёшься утром, и вся грусть твоя растает.
Не унывай, такое ли бывает!"
Отец несчастному ни слова не сказал.  
Ужонок удивился: "Вот так раз!
Я перед лесом опозорил вас,
А вы меня..." 
           и горько зарыдал.
На это молвила ему Ужиха-мать:  
"Да что тут, милый, понимать!
Ты зацепился за порог,
Но все равно своё догонишь.
Ведь ты для нас — любимейший сынок,
И лишь для общества — гадёныш!"

Что разум держит в кандалах?
Вино, религия и страх.

Когда мне от сомнений было грустно
И приходили мысли вперебой,
Мне говорили письменно и устно,
Чтоб я всего лишь был самим собой.

Что ж, я не мальчик, и не верю чуду,
Но, раз уж не дебил, не "голубой",
То я решил. Пускай хоть "гадом буду",
Но непременно буду я собой.

Я был собой. Таким, как на рыбалке.
Потом таким, когда иду в запой.
И все мои попытки были жалки
Хотя б немного быть самим собой.

Легко слетала замыслов короста,
Наружу выставляя кровь и боль.
Ведь быть самим собой не так-то просто,
Когда играешь это, словно роль.

И тут меня как будто подменили,
Я вспомнил, что не бабник, не шутник
Я стал самим собой, каким учили,
Каким я с детства вычитал из книг.

И вот я оказался в интернете,
На кончике прогресса и ума
Меня читают взрослые и дети,
Я нынче представителен весьма.

Я стал собой. Удачи впечатляют,
Немного успокоился. И что ж? 
Меня опять вальяжно поправляют,
Опять ты на себя, мол, не похож!

Да, время безалаберно-безбожно.
Всё норовит — по темечку, любя!
Но быть самим собою невозможно,
Когда всю жизнь выходишь из себя!

Самим собою просто быть тому,
Кто в жизни не учился ничему.

Кто говорит, что нет свободы слова?
Пусть подойдёт. Обматерю любого!

В сад цветущий весной прилетела Пчела,
Перед ней — ароматов громада!
То нектар, то пыльца — всё заботы, дела —
Посетить каждый цветик ей надо!

В тот же самый весенний, волнующий сад
Залетела зелёная Муха.
Для неё — лишь комки перегноя лежат. 
Есть, чем Мухе набить своё брюхо!

Кто-то ищет всю жизнь простоты, красоты,
Кто-то хочет быть злее и круче.
Так и время для нас. Для кого-то — цветы,
Для кого-то — навозные кучи.

Страдая от любви неразделённой,
Завидуя то птицам, то богам,
Когда-нибудь главою воспалённой
Я всё-таки паду к твоим ногам.

Когда-нибудь метелью мотыльковой
Я обовью твою тугую грудь,
И непременно сон увижу новый,
Где сам тебе приснюсь... 
Когда-нибудь...

У Алёши в тихой спаленке
На оконной высоте 
Зазвенел комарик маленький,
Пролетая в темноте.

На подушку на пуховую
Он уселся под окном.
Тоже хочет сказку новую
Он услышать перед сном.

Он у бабушки Алёшиной
Хочет книжку отобрать.
Спать Алёше гость непрошеный
Очень хочет помешать.

Мы окно откроем в спаленке,
Вмиг прогоним, так и знай!
Улетай, комарик маленький,
Спать Алёше не мешай!

1.
Нас пить судьба не заставляет.
Мы лечим выпивкой скандал.
Тот, кто не пьёт — умом страдает.
А тот, кто пьёт — уж отстрадал. 


2.
Восток. Абсурд не отступает.
Век 21-й на дворе,
А жён на рынке покупают.
Невольниц тех же, но в чадре...

3.
Слова поэтов слышат боги,
Их любят женщины и дети,
Но суть не с том, что ждёт в итоге
А в том, что ждёт на этом свете.


4.
Смышлён чиновник, не иначе.
Хотя вокруг один обман,
Решит народные задачи,
Но как всегда — себе в карман.


5. 
Сажаем сами, губим сами.
Владеем сами мы лесами,
А под Москвою, говорят,
Опять торфяники горят.

1.
Добрый дедушка Сергей
Кашу кушает быстрей.
Надо очень постараться,
Чтоб за дедушкой угнаться.

2.
Я поел. Молчу, как рыба.
Не сказать ли мне "спасибо"?

Хороший пирог это счастья предел,
Скажу вам со страстью великой.
Уж сколько бывало, друзья, их ни ел,
С картошкой, с капустой, брусникой, 

С начинкой из рыбы, грибов, кураги...
Поверьте, пожалуйста, братцы!
Когда выпекает жена пироги,
Мне хочется петь и смеяться.

Жена по-старинке печёт пироги,
Колдует, выносит их разом, 
А запах такой, что выносит мозги,
Последний оставшийся разум!

Над Россией золотые купола.
По лазури — несравненные закаты.
Звезды в небе раскалились добела
В вихре облачном божественно крылаты.

Звезды в небе раскалились до беды
(Красны девицы боялись их недаром), 
Соловьями льются в летние сады,
На зелены рощи сыплются пожаром,

Вот уже до полумира занялось:
Я таких еще не видел фейерверков.
Кто затеял взять мой вечер на авось? 
Черт вас выдумал! — скопцов и недомерков.

Договорчик-то успели подписать?
Тонны золота в подвалах накопили?
Никогда моей России вам не взять:
Вам лишь кажется, что вы её купили.

Над Россией золотые купола.
По лазури — несравненные закаты.
Звезды в небе раскалились добела
В вихре облачном божественно крылаты.

Памяти покойных родителей Егора Федоровича и Любови Тимофеевны Сметаниных

Детство. Лето. Солнце на излёте.
Папа с мамой возятся в саду.
Брат смешит сестру на звонкой ноте —
Ждёт меня, когда я к ним приду.

На баяне гаммы доиграю,
Сброшу с плеч горячие ремни,
Побегу за мальвами к сараю,
И за мною ринутся они.

Но, пожалуй, сразу не догонят.
Время — длинноногий журавель —
Унесёт меня от их ладоней
За поля, за тридевять земель.

Я вернусь на влажную поляну
Покажусь им прежним, да не тем,
Только баянистом я не стану,
Чем разочарую насовсем.

А пока — знакомая прохладца,
К западу летящий солнца шар. 
И за миг — вовек не рассчитаться,
Обронив слезинку на футляр.

Папа, мама, вы не огорчайтесь!
Вы сейчас, как мальвы на виду.
Для меня вы благ не добивайтесь,
Кроме счастья быть с собой в ладу.

Вскину пальцы на последней ноте,
Уроню альбомы впопыхах...
Но, зато вы больше не умрёте
У России в будущих стихах.

Смешон стареющий поэт
И странен непомерно,
Но у него на склоне лет
Один есть плюс, наверно:

Он не разыгрывал шута,
Не презирал убогих,
И совесть у него чиста
В отличии от многих.

На краю земли — много или мало —
Жил я тридцать лет. Слишком долгий срок.
Родина моя! Как же ты упала!
Как же я тебя не уберёг!

Там, где пел мой друг — лязг и звон металла.
Там, где цвёл мой сад — листопада медь.
Родина моя! Как же ты упала!
Как же мне в глаза твои смотреть!

Вместо соловья слышу лай шакала.
Вместо добрых лиц вижу злой оскал. 
Родина моя! Как же ты упала!
Как же я тебя не поддержал!

Болтают люди сто лет подряд
О лучшем будущем снова,
Счастливой цели достичь хотят,
Мечтания золотого.
Стареет мир, молодеет вновь, 
Но всё та ж к улучшению в нас любовь.

Надежда рядом всю жизнь бежит:
Младенцу вселяет силу,
Наивному юноше ворожит,
Со старцем нейдет в могилу.
Закончит старик свой печальный век —
Ан, взрос у могилы её побег!

И это не выдумка чудака,
И не безумца желанье.
Пока бьётся сердце, наверняка,
Стать лучше — наше призванье.
А внутренний голос вещает суть —
Надеждой душу не обмануть. 




Friedrich von Schiller  
Hoffnung

Es reden und träumen die Menschen viel
  Von bessern künftigen Tagen,
Nach einem glücklichen goldenen Ziel
  Sieht man sie rennen und jagen,
Die Welt wird alt und wird wieder jung,
Doch der Mensch hofft immer Verbesserung!

Die Hoffnung führt ihn ins Leben ein,
  Sie umflattert den fröhlichen Knaben,
Den Jungling begeistert ihr Zauberschein,
  Sie wird mit dem Greiß nicht begraben,
Denn beschließt er im Grabe den müden Lauf,
Noch am Grabe pflanzt er die Hoffnung auf.

Es ist kein leerer schmeichelnder Wahn,
  Erzeugt im Gehirne des Toren.
Im Herzen kündet es laut sich an,
  Zu was Besserm sind wir geboren,
Und was die innere Stimme spricht,
Das täuscht die hoffende Seele nicht.

Я приехал в Сургут как романтик,
Звонкий, словно посуда в серванте,
Крепкий, словно пенёк на поляне,
Молодой и, естественно, ранний.

Поморозило, поколотило
И безделья и дела хватило,
И, как водится (с кем не бывало?),
По загривку не раз перепало.

Стал за эти я годы богаче:
Время — деньги, а как же иначе?
Там, где раньше рубля не хватало
Дай червонец и то будет мало.

Были нервы мои слабоваты, 
Стали нервы мои как канаты:
Был я мягок, а стал я — напильник,
Хладнокровнее, чем холодильник.

И уже не романтик, не циник,
В золотым-золотой середине
Наблюдаю за горизонтом,
Ну, а он, как вы знаете, вон там!

Надо ж! Ожил в стране капитал!
Беспардонно к Руси присосался.
А казалось, навеки пропал,
По углам, да подвалам скитался.

Неужели вампиру конец
Был начертан лишь так, для порядка?
Будь ты проклят, восставший мертвец.
Убирайся к чертям без остатка!

Мы привыкли писать между строк,
Но пугает одна непростительность:
Это — ложная многозначительность.
Обнаружишь — и вырви листок.

Людям лишний обман — ни к чему.
Без того в жизни много обманного,
Остроумно-пустого, туманного.
Так не дай же ты хода ему!

Пусть поэзия, с солнцем дружна,
Только истину чувств исповедует,
Пусть от пушкинской Музы наследует
Только чистую правду она.

Мне летом совершенно не до книг.
С утра, закинув за плечи язык,
Борзой бегу с женой по магазинам,
Порывом с ней захваченный единым.
А надо слишком многое успеть,
Пока нужда не выросла на треть
К тому, что и зимой не дешевело,
Ведь цены так и скачут то и дело.
То отдохнуть присяду в уголке
С пакетом утрамбованным в руке,
То жду её на улице у входа
Перед лицом спешащего народа,
Где, исторгая смога облака,
Рычит автомобильная река.
Где понимаю: при трудах и тратах
Мир полон горожан придурковатых,
К которым странно не принадлежать:
— Итак, вперёд! 
               Бежать, 
                        бежать, 
                                   бежать...

Поэты развели дебаты:
В поэзии нужны ли маты?
Скажу, подумав. Иногда
Плохому стихоплёту — да!
Иначе он в самооценке
Себя готов поставить к стенке.
Но я хочу его призвать:
"Не смей всего публиковать!"

Уж сердце мое не выносит грехов —
Глазами сверкай то и дело!
И грозно в ответ на обиды врагов,
Махать кулаком надоело.

На кровь намекая, кинжал обнажать,
Рычать, словно в схватке собаки…
Уютней стократ — на диване лежать,
И как-то душевней — без драки.

И, доброе дело! Чуть-чуть присмирел —
Мне вмиг попадать меньше стало.
Забыты бодяга, крем-пудра и мел  
Для скромной подкраски фингала.

Решил я, в друзей превращая врагов,
Что бог с меня менее спросит.
Уж сердце мое не выносит грехов —
А тело... пинков не выносит.

Ух! Двадцать лет живем счастливей прочих.
Была страна совков: крестьян, рабочих —
Мы их "поотморозили нечайно",
Но это государственная тайна.

Премьер-министр у нас большой трудяга,
Он может всё решить во славу флага,
А президент старательней комбайна,
Но это государственная тайна.

Мы производим, что ни продается,
И рано над Россией мир смеётся.
Весь космос — наш, от мысли до дизайна,
Но это государственная тайна.

Оружием, что мы располагаем,
Мы хоть Китай, хоть Чили напугаем,
Мы ж ярче и сильней, и не случайно,
Жаль, это государственная тайна.

Живем в довольстве, сытости, достатке,
Здорово, трезво, честно — всё в порядке.
Завидуют Израиль и Украйна,
Но это государственная тайна.

Не будьте яркими, поэты!
Скромна окраска соловья,
Но с ним безудержны рассветы
И звонче молодость моя.

Не подражайте попугаям,
Цена перу — кошмар и бред.
Оно потребно негодяям —
Им в певчей жизни проку нет.

Нас убивают из презренья 
К тому, что "дерзко и смешно",
А возвращают из забвенья, 
Когда нам, в общем, всё равно.

Сказал Конфуций: "Надо быть скромнее!" —
И весь Китай доверился ему.
Он на века ушёл в себя, робея, 
Посмотрим, дальше будет что к чему!

Как жить без близкородственной души?..
Ты помнишь откровенье первой встречи?
Тогда о счастье не было и речи,
Но как мы были оба хороши
Доступные для мысли и добра,
Свободные от зависти и злобы...
Ты помнишь, как потом пришла пора —
И чувство робко, словно ради пробы,
Затеплилось, и стало оттого
Вдруг беззащитно сердце перед миром...
Так хрупко, нежно... Как сберечь его?
Не растерять по трассам и квартирам...
А помнишь испытаний первый год,
Небесным громом грянуло несчастье.
Пусть это был коварный оборот,
Мы над собой не потеряли власти...
Но тяжела разлуки полоса —
И свойство ж дал ей некий злобный гений:
Полгода вместе мчат, как полчаса —
Полдня в разлуке — словно год мучений!
Вот чем чревато наше естество.
Вот чем я недоволен беспредельно:
Всю жизнь любить кого-то одного,
Да это, черт возьми, почти смертельно!
За что, скажите, страждет сей поэт? 
За что ему так больно и обидно?
Умру! Оставлю этот бренный свет, 
Поскольку пытке сей конца не видно.
И что же, малодушный человек,
Опять живу... колена преклоняя.
Не любит тот, кто любит не навек!
Не любит тот, кто любит не страдая!

Замерли ветви берез под охапками снега
Белыми чашами на коромысле весов.
Словно мне грезится близость тепла и ночлега,
Место нашедшая в сердце бескрайних лесов.

Словно не ждёт никого суетливая трасса —
Желтые в инее стекла, фигуры людей... —
И не колеблется снега застывшая масса
На арматуре безлистых и тонких ветвей.

Стою над утренней протокой.
Сентябрь заполз под воротник,
А мимо к школе недалекой
Бредёт унылый ученик.

Не по размеру серый ранец,
Незашнурованный башмак...
Печаль дождя заводит танец
Грядущих бед и передряг.

И я поэзии невольник
За сим по берегу иду.
Сам не такой ли вечный школьник
У сентября на поводу?

А дождь над миром воду сеет,
Речная даль — в седом дыму.
Кой черт понять меня сумеет,
Коль сам себя я не пойму?

Аварии сплошные
Стране моей грозят.
Несчастье за несчастьем.
Который год подряд.

Нам хоронить друг друга
Давно пора устать. 
Но говорит Зюганов
Правительству опять:

"Какая катастрофа
Должна произойти,
Чтоб вы сообразили,
Что вам пора уйти?"

Здесь миг любой неповторим.
Здесь космос шастает по крышам.
Здесь мы историю творим
Уж тем одним, что ждём и дышим.

Я верю — полная луна
С намёком скрадена туманом,
И часть двора озарена
Чуть розовеющим шафраном.

Спешу смотреть на звёзды те,
Пока не вызрела беспечность.
Иду навстречу темноте,
Сквозь душу пропуская вечность.

Однажды в чарующем марте,
Закончив отчёт впопыхах,
Задумался честный бухгалтер
О самых обычных стихах.

Стихи — вдохновенные знаки,
Стихи — это чувств палачи,
Стихами напитаны маки
И веют фиалки в ночи.

Он в зеркало глянул: "А что там!
Ей богу! Я много бы дал,
За дар составленья отчёта,
Чтоб каждый квартал посещал.

Но... если стихи — только чувство,
Незримый, таинственный дар...
Но если стихи — не искусство,
За что начислять гонорар?"

По краю небесного свода
Скатилась ночная звезда!

А ты, не стесняясь народа,
Сказала постылому: «Да...»

Ты чувства надёжно укрыла
За призраком белой фаты...

А он уже копит чернила
В закраску твоей красоты.

Ты скорого праздника хочешь,
Тебе померещился взлёт...

А он из мерцающей ночи
Паденье твоё принесёт!..

Болезнь, безумство, лесть и прыть,
Злодейство, вольности лихие...
Поэту можно всё простить,
Но как простить стихи плохие?

Снова дразнят берёзы листвою,
Только вечер уже не для нас.
Позабудь, если я того стою,
Этот тихий, прощающий час.

Я останусь любить эту осень
Сентября золоченую нить,
И сквозь листья небесная просинь
Нам по-разному будет светить.

Пусть неверно, нечётко и зыбко,
Но, пожалуйста, помни без зла.
Не твоя ль озорная улыбка
В эту осень меня завела?

Я возвратился в эту осень
В янтарь и золото берёз,
В родную сень весёлых сосен,
Где жил, как-будто не всерьёз.

Где счастлив был, но не навечно,
Где пошумел, но перестал,
Где разум с точностью аптечной
Мне боль разлуки прописал.

И вот, по-прежнему несносен,
Багряной роще песнь пою... 
Я возвратился в эту осень, 
Но... сам себя не узнаю.

Жизни вдохновенные приметы
Ты душой впитала на века.
Даже на другом краю планеты
Мне Югра загадочно близка.

А печаль моя несокрушима:
Я забыть до гроба не смогу
Золотой багульник Когалыма,
Мегиона гордую тайгу.

Шум автомобильного Сургута,
Новый нижневартовский вокзал, 
То, о чём доселе почему-то
Всей земной любви не рассказал.

Вдоль Оби мечта моя кружится,
За летящей уткою вослед.
Где она привольно приютится?
Дай ты мне, Югория, ответ!

Может, у холмов Ханты-Мансийска,
У нефтеюганской буровой?
Жаль мне, жаль, что я сейчас не близко
Заболел тоскою мировой...

Мой друг, зачем же думать о плохом?
Перед мечтой разлука — не преграда,
Прошу тебя, пожалуйста, не надо.
Пусть рок орёт горластым петухом.

Когда закат уронит солнце в рожь,
И отступлю в края, где нету тени,
Я стану пятым лепестком сирени —
Найдёшь его и счастье обретёшь.

Ну, а пока... О чём переживать?
Усмешка с нежных губ взлетит, как птица...
Ни грустью, ни молитвой не добиться
Того от жизни, что хотим мы взять.

Захотел медведь медку
И пришел на пасеку,
Глядит, а пчёлы мельтешат
И потихонечку жужжат:

"Караул, беда, скандал!
Трутень-путень все сожрал.
Ни мёда нет, ни воска нет,
Не мил нам больше белый свет!

Что ж такое? Путень, путень...
Надоел нам этот трутень.
Даёшь пчелу-зюганова,
Построим улей заново!"

Лежу. Болею. Сорок два.
Перхая, пью микстуры.
Трещит, пылает голова.
В поту сошли три шкуры.

Сквозь стекла неба не видать.
Узоры чертит иней.
А ведь какая благодать
Была под бездной синей!

Жаль, не могу сейчас, шаля,
Решать проблемы вечны!
А всё ж гримасы февраля
Кошмарны, но конечны.

Навряд ли грелка на живот
Мне голову поправит,
Но, знаю, друг ко мне придёт
И с праздником поздравит.

Залетел между рам ярко-желтый листок —
От березы приветик нечаянный.
Я вчера её к сердцу тихонько привлёк,
Помолчал и ушёл неприкаянный.

Вот и первая весть от неё наяву,
Видно, радость судьбой предназначена. 
От горячего сна сам себя оторву,
Беспокойством душа моя схвачена!

Эх, березка моя, ты, пожалуй, права,
Так поэта дразня этой осенью.
Не мои ли стихи, как златая листва, 
По широкому свету разбросаны?

Залетел между рам осторожный листок —
Добрый вестник мой, самонадеянный.
Я поближе тебя разглядел, если б мог,
Очень жалко, что окна заклеены!

http://kprf.ru/rus_soc/98063.html

Как рассказали коммунисты, в доме 12/2 по ул. Ковалевской 
на первом этаже, в помещении, рядом с которым на информационной табличке 
написано "Общественная приемная депутата Тимофеева", 
бойко шла раздача цветных постельных комплектов жителям 
окрестных домов.
....
....
"Теперь буду голосовать за Единую Россию!" — удовлетворенно произносили, 
выходя из помещения, некоторые граждане.

http://kprf.ru/rus_soc/98063.html


Вот они — не мелют, не куют:
Тупы, бессознательны и кротки. 
За пакет, бутыль палёной водки
Голос хитрой власти отдают!

Нет, не стану наравне с бомжом
За товары голос отдавать я.
Кончится подачка, а потом
Пусть навеки проклянут нас братья?

В детстве играли в лапту,
Мячик летел в высоту.
Нынче летит с высоты
Солнце, как мяч от лапты.

Кто в мельтешение дня
Мячик забрал у меня?
Кто изо всех своих сил
В небо его запустил?

Ковыльное соседство —
Степей широкий стол.
Счастливейшее детство
В совхозе я провёл.

Голубок разговоры,
Зеленые луга,
За горизонтом горы,
А за холмом стога.

Ценил лишь однобоко
Себе же на беду
И мальвы возле окон,
И карася в пруду.

Здесь, глины взяв на прутик, 
"Пулялся" я мальцом.
Здесь ночью первый спутник
Увидел я с отцом.

Здесь в первый раз напился
Воды вкусней, чем квас.
Здесь в первый раз влюбился
И первый был отказ.

Царапиной на коже
По небу белый след.
Так вышло, что дороже
Воспоминаний нет.

Озёра голубые
В ресницах камыша.
Душа моя — Россия
С тобой, моя душа!

Когда-то был я юным обормотом,
С утра умыть лицо бежал к реке,
И двадцать раз подъём переворотом
Спокойно выполнял на турнике.

Я полон был задора молодого,
Плясал вприсядку, бился об заклад... 
Слегка хмелел, но в рот не брал хмельного,
Любви быть верным был я только рад.

Мне нашептали знаки Зодиака,
Мол, пусть орут в народе: "Се ля ви!" —
Без верности любовь не стоит брака,
И уж тем паче брака без любви.

И вы не попрекайте словом грубым
За пребыванье с Музой взаперти, 
Я был (и есть), и буду однолюбом
На жизненном, единственном пути.

И нынче, вам признаюсь откровенно,
Со злом в груди не проживу и дня.
Вы на ступенях метрополитена
В бегущем вверх узнаете меня.

И в рифмах я не прекращу старанья,
Слова смешны, когда они пусты.
Там, где звучат любовные признанья.
Приятней и подарки, и цветы.

Дима яму закопает,
Вова снова выроет —
Вот как уровень доходов
Рынок регулирует!

Вот он — поэт, такой же как и я:
Прищур глазищ тяжёл, как у ружья.
Такая же, как у меня, фуражка,
Такая же, как у меня, рубашка.
Судьба почти такая, как моя.

Есть у меня родные и друзья,
Товарищи, которым дорог я.
Все, как и я, немножечко рифмуют,
И к Музе понемножечку ревнуют —
Одна с кастальской влагой сулея*...

Да, мы пристрастны, что ни говори,
К ручья журчанью, сполохам зари,
Любви восторгу, торжеству открытий,
Но как же мир в итоге беззащитен!
Как хрупко то, что держит изнутри!





*Сулея — сосуд, бутыль. Сулея с кастальской влагой —  общий источник вдохновения.

В лесу привольно Канарейка проживала.
Росу медвяную из листика пила.
И песни пела. Но пора дождей настала,
Судьба певичке показалась тяжела.
А тут Купец привез из Индии товары.
Чего здесь нет! Наряды тонкие и чай! 
Чалмы дешёвые и шали, и шальвары,
Приобретай, как говорится, не скучай.
Вот, только, денег нет у нашей Канарейки.
Но вдруг Купец ей в шутку предложил:
"Продай-ка... голос. Он не стоит ни копейки,
Всё ж за него дам сто рублей, чтоб я так жил!"
Она подумала и тихо согласилась.
Попела песенок и денежки взяла.
Купила ткани, чтобы шилось и носилось,
И в дом счастливая с покупкой побрела.
Когда же следующий день зарёй румяной
Украсил ветреный, чарующий Восток,
Приснился птичке нашей сон довольно странный,
Как будто мир стал к ней негаданно жесток.
Как будто в клетку посадили Канарейку.
Проснулась в ужасе. Реальные дела!
Пол, стены — клетка. Прутья жесткие в линейку.
Кормушка, чашечка с водою, чтоб пила...
Да как же так? Но через миг всё прояснилось.
Купец с усмешкой к верной клетке подошёл:
"Сама ж ты нежный голосок продать решилась.
Ужель не с телом я забаву приобрёл?"

Мораль сей басенки я пояснять не буду,
Пока пронырливых купцов полно повсюду.

Ушло долгожданное лето,
с собою тепло унесло.
И сердце, надеждой согрето,
на берег меня привело.

Здесь ива на вид отражённый
в волну безутешно глядит.
И Рейн, тем ничуть не смущенный,
Безжизненно воды стремит.

"Проснись", — я кричу, — "будет утро!
Проснись, я хочу синевы.
Весною росистое чудо 
Взовьётся туманом с травы".

Всё тише в округе и тише,
мне ива поёт с тишиной.
Мелодия песни всё выше...
Ты плачешь? Я плачу с тобой.



Таня Вагнер

Warum weint die Weide am Fluss?

Der Sommer ist leise gegangen
die Waerme ist auch mit ihm fort.
Die Seele, im Herzweh gefangen,
sucht Zuflucht an einsamen Ort.

Im Wasser ertrank blauer Himmel,
die Weide schaut trostlos hinein.
Ist still, man hoert kaum das Gewimmel,
so leblos erscheint heut der Rhein.

"Wach auf", -rufe ich, "es kommt Morgen!
Wach auf! … ich will sehen das Blau!
Der Fruehling traegt fort deine Sorgen,
genau wie die Sonne den Tau."

Noch leiser wird alles und stiller…
Die Weide faengt langsam ihr Lied.
Im Grau scheint die Stimme noch schriller, 
sie weint… und ich weine jetzt mit… 

Мы на дорогах жизнью собственной рискуем.
И пробки в пробку, словно штопоры, кочуем.
За право голову сложить в автомобиле
Не слишком дорого мы с вами заплатили?

Адрианов, Адрианов,
Адрианов Леонид!
У космических барханов
Имя гордое летит.

Жил ты в обществе нелепом,
Друг мой милый, дорогой,
Подчинялся грозным скрепам
Горней силы мировой.

Сколько было растаковских
Тут ловцов на идеал.
Всяких, тульских и московских
Ты за пояс затыкал.

Сколько было непоэтов!
Вон, пошли они в журбе
За "Вселенную сонетов"**
Ставить "памятник" тебе...

Это их, как при Непрядве
Поднимался визг и вой.
Ты крушил их в "Тульской правде",
Жучил в "Туле трудовой".

Не давал ты спуску дряни,
И не ставил на зеро,
Ненавидели мещане
Слишком вольное перо.

Мир как прежде прост и тварен,
Знай, играет на губе,
И как прежде благодарен 
Ты за все своей судьбе.

Ты — Дар Ветер*, плачет Нетти*
По космической любви.
Очарованные дети 
Взяли дудочки свои,

И потопали, неловки, 
К пролетариям всех стран:
От родимой Егнышёвки**
За Индийский океан. 

Не успел подбить итоги,
Ан — взлетает твой "Восток". 
Здесь писал ты "Монологи"**,
Здесь окончил монолог.

Больше мы с тебя не спросим
Дела зимнего уже.
Только осень, только осень
Навсегда в твоей душе.

Пусть какой ты был Дар Ветер
Знают только соловьи,
Не закончились на свете
Рифмы звонкие твои!

От космических барханов
Имя снова прилетит:
Адрианов, Адрианов,
Адрианов Леонид!


*Дар Ветер, Нетти — имена из научно-фантастических произведений Леонида Адрианова 
**"Вселенная сонетов", "Егнышёвская осень", "Монологи" — книги стихов Леонида Адрианова 

Сайт, посвященный памяти поэта Леонида Адрианова здесь:
http://www.leonidadrianov.narod.ru/

Дорогие однофамильцы!
Вы — кормильцы мои, поильцы,
Представители вышних сфер,
Я вам с паспортом — не пример.

Я Сметанин не от "сметаны",
А "сметанья" метлой поганой.
Бойся, нечисть, и помни впредь:
Я Сметанин — от слова "сметь"!

В своём отечестве пророков не бывает.
На предсказания надеты тормоза:
Когда кричу я, мол, Зюганов побеждает,
Отводят люди недоверчиво глаза.

Хотя, увидите, пройдут совсем не годы,
Когда он кресло президентское займёт —
Рекой польются верноподданные оды,
Их лишь ленивый в интернет не понесёт.

Как заюлят тогда хвостами шоумены...
А в голосах откуда столько теплоты?!
— Пришли в отечество большие перемены —
А мы рояль ещё не спрятали в кусты!

Трактаты верные учёные достанут,
Стряхнув остатки пепла, пуха и пыльцы.
Сто тысяч раз ещё обдурят и обманут
Нас с вами эти продувные хитрецы,

Сплошь диалектики, защитники народа...
Эх и достанет кой-кого вопрос ребром:
— А где вы были до двенадцатого года?
Кому служили телом, духом и пером?..

У нас мужик себя крестом не осеняет,
Пока над ним из-под небес не вспыхнет шар.
У нас традиция себя не изживает,
Сидеть, пока не запылал кругом пожар.

А что? В отечестве пророков не бывает,
И предсказания глупей, чем чудеса:
Когда твержу я, мол, Зюганов побеждает,
Отводят люди недоверчиво глаза.

Придумал басенку один весёлый Дрозд
И захотел её сей миг поведать свету.
Неловко истину вещать одну, раздету,  
Но спеть, как песенку, решился он всерьёз.
В огромном городе, в известном зоопарке
На хлев с соломою спустился он в запарке
И обнаружил пару знатную ушей.
Такими слушать бы советы от друзей!
Какие раковины! Жемчуг драгоценный
В таких томится во глуби Морской вселенной.
Ушами этими гордился б даже царь,
Когда б родился с ними встарь. 
Дрозд начал басенку. Свистал и так, и этак,
Ворчали голуби у заповедных клеток,
Но уши тупо шевелилися не в такт.
Дрозд начал снова — получилось снова так.
Досада горькая беднягу утомила,
Он улетел и сел в гнездо свое уныло.
Когда б он знал! Читал он басню для осла,
К тому ж глухого, как мамаша родила.

Вот так не мы ль порой по грязи бисер мечем,
А перед совестью отчитываться нечем?!

Взгляните на эти бесстыжие морды —
Медведь приосанился чинно и гордо,
Пушинку с усов убирает Лисица,
Ей к Волку опять удалось подольститься,
Енот чуть шевелит отмытою лапой,
Волчица махнула кокетливо шляпой,
Кабан напружинил мохнатую шею:
— Нас выберет роща, а дальше — чёрт с нею!

Предстал однажды Cоловей
Перед судом своих друзей.
Решали — стоит ли заманчивое пенье
Похвал восторженных и общего почтенья.
Сказала утка, свой покинув бережок: 
"На мой вопросец не ответишь ли, дружок,
Что ты собой на самом деле представляешь?
Как ловко плавать ты умеешь и ныряешь?"
"Я... я не плаваю. Нырять я не могу."
"Скажи, а можешь ли, под вечер на лугу,
Поймать хотя бы захудалого мышонка," —
Сова спросила. "Не могу!" — сказал он звонко.   
"А есть ли, — Ласточка спросила, — у тебя...
Ответь-ка, деток и жену свою любя,
Завёл гнездо себе ты прочное в столице?
Неужто нет? Ну, как тому не удивиться!"
Совсем замученый вопросами певец
Хотел запеть, чтоб оправдаться наконец,
Но объявила приговор ему Сорока:
"Дадим пять лет тебе железной клетки. Срока
Вполне достаточно, чтоб выправил дела.
К тебе, знать, слава незаслуженно пришла,
Коль на вопросы "нет" и "нет" ты отвечаешь,
И судей важных тем безмерно огорчаешь."

Так люди мастера порою осуждают —
И справедливыми себя при том считают,
Хотя привычно мерит каждый господин,
На свой аршин.

Я с детства был неоднозначной частью мира.
Под вид трансформера — игрушка ещё та!
Меня всю жизнь соединяли три шарнира:
Любовь к искусству, зов свободы и мечта.

Сто гигабайтов череп мой переполняет,
То удивят, то озадачат — бди, чудак!
Вот и пишу я для того, кто понимает,
И для того, кто прочитает просто так.

Порой смешит моя же страшная серьёзность,
С которой лезу против общего рожна,
Как ни мечтаю одолеть тенденциозность,
А всё ж бывает, что осилит и она.

Быть верным времени учил меня учитель,
И у науки не остался я в долгу.
Когда судьба страны тревожит, вы простите,
Слыть самодуром я, ну, просто не могу.

Я с детства был неоднозначной мира частью.
Порой бывает — утомляет маета.
И всю-то жизнь меня притягивали к счастью
Любовь, искусство, зов свободы и мечта.

Не надо мне рая 
И ада не надо.
Под флагом советским
Мне жизнь, как награда,
Её у меня 
Никогда не отнять.
Кто жил в СССР,
Тот сумеет понять.
В счастливом семействе,
В уютной квартире
Я жил самом звонком
И радостном мире
Где совесть ценилась,
Любовь и отвага.
Где каждый трудился 
На общее благо.

Не надо мне рая 
И ада не надо.
Не важно, что нас
Поджидала засада,
Что черные души 
Страну захватили,
Над тем надругались,
Что все мы любили.
Был с детства я молод,
Здоров и остёр,
Горел для меня 
Пионерский костёр.
И то, что вложил я
В Россию всю душу,
На одре смертельном
Признаюсь, не струшу.

Не надо мне рая 
И ада не надо.
Закончится время
И смолкнет баллада,
В четырнадцать лет
Я вступил в комсомол,
И пусть до желанных
Рядов не дошёл,
Всегда слово "Правды"
Ко мне доходило,
На Кривду хромую
Не тратил чернила,
И если лежать мне
Под взором нечистым
Прошу одного:
Записать коммунистом!

Боже мой! Сам не верю. Страдаю всерьез
Без улыбки твоей, аромата волос,

Без пленительных рук, без волненья в груди,
Без весеннего неба с грозой впереди.

Ветер к веточке ветку приблизил на миг,
Деревцо к деревцу — так к тебе я приник!

Не могу без любви, не хочу без любви,
И лечу на твой голос, лишь ты позови.

Я поверил: любовь, осенившая нас,
В этой жизни приходит единственный раз!

Цветком черешни ты прильни к моим губам.
Как рад я мягким, белоснежным лепесткам!

Засмейся, звонкая. По камушкам ручей
Бежит под горку, распевая не звончей.

Взойдёт ли солнышко, грустит ли в туче взор -
Под небом ладится мелодии узор.

С одной тобою жить продолжим мы вдвоём,
Сердцами верными — как песню пропоём.

На лодке как-то два Бобра везли Крота.
Был ясный день, стрижи летали над водою.
Крот наслаждался первозданной тишиною,
Дремал на лавочке. Покой и красота!
Сморил невольно пассажира сладкий сон,
В виденье вкусных червяков наелся он,
И снится: в теплом и уютном подземелье,
Пивко он тянет иль ещё какое зелье.
Но вдруг почуял — подземелье затрясло!
Проснулся в страхе Крот, вздыхая тяжело.
Глядит — Бобры по-пояс в илистой воде 
Качают лодку так, что скоро быть беде.
Ещё чуть-чуть и резво хлынет внутрь волна,
А сам он вылетит из лодки: «Вот те на!
Ребята! Что же вы так лодку раскачали! 
Мне ж утонуть совсем недолго. Трали-вали!» —
Стал горячо ругаться злополучный Крот.
Не ждал, что речь их примет новый оборот: 
«О, слепота! Ведь наша лодка на мели!
Не раскачаешь — не достанешь из земли!
А то, что плещется волною водоём —
То речка катится. Давно уж не плывём!»

Вот так винят народ: «Как смели! Как могли!»
Те, кто весь мир на мель прогресса завели.

В раннем детстве мне пел соловей поутру
Песнь, которой семьсот тысяч лет.
Помню, книжечку первую с полки беру:
Сказки русские, Пушкин и Фет.
Солнце яркое в день предвещало жару,
И жара наступала в ответ.
С детства знаю, что я никогда не умру,
Потому что бессмертен поэт.

На склоне сказочного дня
Длиннее тени и печали.
Любили женщины меня,
И дети взглядами ласкали.

И в море страсти погружён
Без отклонений, без истерик
Я был четырежды влюблён,
Но выплыл, кажется, на берег.

В России — где я ни бывал
По обе стороны Урала,
В лесу, в горах не унывал,
Хотя и счастья видел мало!

А жизнь, как ласточка, смеясь,
На фоне звёздочки случайной
Вскользь через небо пронеслась
И между крыш укрылась тайной.

Почему я голосую за Зюганова?
Что мне внешность или музыка речей! —
Дайте душу человека постоянного,
Дайте сердце — не бывает горячей!

Убедить меня совсем не просто — скептика,
Но прикидываю мысли без прикрас. 
Есть же, милые, на свете диалектика,
Кто-то выдумал, друзья, её для нас!

Примените эталоны все и мерники,
И проверьте — президент или мираж.
И поймите, сколь слабы его соперники, 
У кого в душе — лишь собственность и блажь.

Ненавистник советского строя,
Покоритель чернил и пера.
Ну, какого ты корчишь героя,
И какого ты хочешь добра?

Мне мотив твой блистательно ясен,
Как ты вывод за блестки не прячь:
Холст небес на закате прекрасен,
Отвратителен в клубе кумач.

Я жил на рубеже тысячелетий
На стыке двух космических эпох.
Я видел, как светло смеются дети,
Как старость испускает скорбный вздох.

Я видел вольный труд и подневольный,
Игру спортсменов, суету страстей, 
Я видел наглость сытой и довольной
И ненависть продрогшей до костей.

Я видел жизнь и глупой, и напрасной —
Бывали дни от счастья далеки —
Но, всё-таки, она была прекрасной
Страданию и горю вопреки.

Один Петух решил не петь,
А хорошо разбогатеть.
Прочел все книги по финансам
И начал пользоваться шансом.
Он полкурятника с сараем
В аренду отдал попугаям.
Эконометрику внедрил,
Короче, много намудрил.
Жаль, результат экспериментов
Не заслужил аплодисментов.
То страшный кризис, то дефолт,
То из поилки выпал болт.
Под вечным страхом — что за жизнь? —
Не стали курочки нестись.
Когда б с насестов, из сараев
Изгнал Петруша попугаев,
Воззвал к рассудку добрых кур,
(Увы, из них немало дур)
То, через год, скажу на милость,
Всё б к лучшему пременилось!

Кто ж этот басенный Петух?
Я говорю об этом вслух —
Не наши ль доблестные власти? 
Грозят им кризиса напасти,
А всё б о деньгах им кумекать,
Ни кур топтать, ни кукарекать!

http://kprf.ru/rus_soc/102056.html
"Г.А. Зюганов с болью отметил, что половина членов избирательных комиссий, участвовавших в воровстве голосов, – учителя. Эти люди должны сеять разумное, доброе, вечное, а занимаются обманом и махинациями. «Воруя голоса, они прежде всего разрушают сами себя, уничтожают себя как личность», - сказал лидер КПРФ."


Нравственная доблесть и краса!
Нынче вам к лицу характер лисий —
Половина кравших голоса  
Членов избирательных комиссий. 

Как под вами держится земля?!
Рассовав подачки по карманам,
Как не стыдно вам, УЧИТЕЛЯ,
Заниматься подленьким обманом?!

Опять он в новостной телепрограмме
Глядит на нас беспутными глазами.
Но понял каждый, если не простак,
Что рвется к власти откровенный враг.

Чтоб сердце успокоилось,
Чтоб на душу — роса!
Чтоб, наконец, закончилась
Несчастий полоса,

Не за премьера рьяного,
И олигарха странного,
Не за борца карманного,
Бородача румяного —
За мудрого
Зюганова
Все наши голоса!

Я не носитель ни вериг, ни госсекретов.
Я из Сибири. Я из племени поэтов.
И будь Москва — столица мира иль чердак,
В Москву не надо мне. Мне хорошо и так.

Но то, чем дышит, то, чем мается столица,
Вновь заставляет моё сердце колотиться,
Душа сжимается в предчувствии боёв
Там, где над митингом алеет флага кров.

О, как мне хочется внести свой трепет малый, 
В поток движения могучий, небывалый,
И скинуть с сердца всей тревоги тяжкий груз
За мир! За Время! За зюгановский Союз!

Смешны призывы к демократии в лесу.
Лев на дебаты вызвал Волка и Лису,
Но очень поздно. Чуть не в пять часов утра.
А за себя послал он выступить Бобра.
Расчёт был прост. Из осторожности народ
Ночной порою на дебаты не придёт.
К тому ж Лиса и Волк такие "демократы",
Что им со Львом нельзя устраивать дебаты. 
Они — его же подставные игроки.
Понятно, встреча им прямая не с руки. 
Зато на выборах Льву точно повезёт —
Придворный Заяц голосов ведёт подсчёт.

Под старость, а точнее, ближе к смерти,
Отдав своё и чувству, и уму,
Я всё пишу, но слишком уж не верьте
Подвянувшему слову моему.

Уж крыши никому оно не сносит,
Как говорится: "Стоит ли чернил?"
И нету сил занятье это бросить,
И выполнять, как должно, нету сил.

Но самое плохое, что пугает:
Святая мудрость поседела в дым.
И самому мне скверно помогает,
И бесполезной кажется другим.

А раз не изменяют лишь сомненья, 
И мучить продолжают обещать,
Что остаётся? Попросить прощенья.
Всегда поэта есть за что прощать.

На полуночном челябинском вокзале
В промежутке отправленья поездов
Помнишь, голуби, как ангелы летали
Под шатром великолепных куполов?

Это раньше мы летели и спешили –
Голос диктора, напрасно не зови! –
Мы из термоса чаёк с тобою пили,
Говорили о дороге и любви.

И слова твои, как ангелы летали
Под шатрами белоснежных куполов
На полуночном челябинском вокзале
В промежутке меж движенья поездов…

В России, как на взлёте, перегрузки,
А дело-то простое — встать с колен!
Душа болит за русских и нерусских,
Попавших олигарху в тяжкий плен.

За тех, кто только в том и виноваты,
Что рождены для славы и труда.
Нахально скалят зубы "демократы",
Мол, закатилась вещая звезда!

Шуты и хохмачи, ступайте мимо:
Во мне ещё по-прежнему живёт
"Наследие советского режима",
Что значит, не совсем я идиот!

Пусть вам немного власти обломилось,
Вы от неё успели приустать, 
А Красная Звезда не закатилась,
Но вам её, ребята, не достать!

Куда течёшь ты, времени река?
Куда влекут сверкающие воды?
О, жизнь-волна! Была ты велика,
Но не крупнее моря и природы!

Тебе по силе к небу взмыть подчас,
Забрать во мглу, умчать до водопада,
И сколько раз вдруг освежала нас
Твоя полупрозрачная прохлада.  

Твой мягок воск, и горек шоколад,
Суров каркас портовых новостроек... 
Со всем на свете есть известный лад,
Но ладит тот, кто мудр и жизнестоек!

Я вспоминаю школьную любовь,
Не уличённую в бесстыдном или дерзком,
Навстречу солнцу чуть изломанную бровь
И руку девичью в салюте пионерском.

Я вспоминаю школьную любовь,
Наивно-радостную, ждущую чего-то.
Веснушек зёрнышки и галстука морковь,
И кудри — пышущее золото киота.

Я вспоминаю школьную любовь,
Седой забор, увитый повиликой... 
С мечтой обманутой тоскую вновь и вновь
Я по советской Родине великой!

Несколько моих стихотворений на немецком языке опубликованы в 45 номере газеты "Orenburger Allgemeine": 


Meine Deutschgedichte

Die Zeit

Monate nach der Bekannschaft zum selben Tag 
Kaufte er im Laden drei frische Nelken,
Horchte an seinem laessigen Herzensschlag,
Bracht` sie nach Hause mit, und liess sie welken.

Liebesgeschichte war es natuerlich nicht.
Sie war verheiratet, hatte gewisse Gruende
Ihm sich nicht zu oeffnen. Und er verspricht
Nichts daraus zu machen fuer diese Stunde. 


Der Kamerad
(Nach Wolkowez)

Sein Leben lang im Norden faehrt,
Und haelt ja nichts fuer wichtig.
Wovon lebt er? Wonach strebt er?
Die Kennerschaft ist nichtig.
Hat keine Gier nach grossem Geld.
Hat keine Frau. Kein Haus.
Der Tag – im Gang. Die Nacht – im Zelt
Und kommt ganz eisern draus.
Was fuer `ne Suende hat zur Last,
Was brennt ihm auf der Seele?
Nur Wodka schluckt er ohne Rast,
Und laedt sein bitt`res Lied zu Gast,
Und weint, als ob es quaele.  

*   *   *
Am Sonntag im September
Bei sonnigem Surgut
In meinem Birkentempel
Hol dich die Atemflut… 
Verlaeuft der Sommerschimmer,
Der Regen – schier zerstreut.
Ach, waere es fuer immer,
Fuer immer, lieber Freund!

Ein rauchendes Maedchen,
Dass mir entgegenkommt,
Entzog sein Zigarettchen
Im tuechtigen Expromt.
Vorbei sind Aschentruemmer
Und freundlich all Gelaeut.
Ach, waere es fuer immer,
Fuer immer, lieber Freund!

Guck her, die Herbstpupille
Bequemer, wie alsdann…
So traeumen, mein` ich, viele,
Und ich – ein alter Mann.
Ich fuehle mich nicht schlimmer,
Sei`s morgen so, wie heut`. 
Und waere es fuer immer,
Fuer immer, lieber Freund! 


*   *   *

Ich glaub` an kein`n Tod, kein`n Traum,
Kein Wesen, da; zu still bleibt. 
Ich liebe den Woerterschaum –
Das Beste, was man nur treibt.
Und ganze Dolmetschermeute 
Bedeutet mir manchmal nichts. 
Die Woerter heisst meistens  – Leute, 
Und Leute – heisst Waerme, Licht
Will niemand des Rechts beraub`n, 
Dass ewig fuer Kinder bleibt. 
Ich liebe den Woerterschaum –
Das Beste, was man nur treibt 



Khanty-fischers Nachtgesang

Hohe  Sternchen  weiss  und  rot  
Im  Nachtguertel  schnellen.  
Leichtes  Mondesoblass-Boot  
Schwenkt  in  Wolkenwellen.  

Und  das  Bild  im  Wasserschrot  
Teilt  sich  ueberschlagend.  
Ich  bin  es  im Oblass-Boot  
Nach  dem  Gluecke  jagend.

* Oblass-Boot – Das aus einem Stueck Holz geschnittenes Boot

Для тех, кто не знает немецкого языка - содержание (прозаическое и поэтическое) опубликованной подборки:

Время 
(подстрочник)

Спустя месяц после знакомства, в тот самый день
Он купил в магазинчике три свежих гвоздики,
Прислушался к прихотливому биению своего сердца,
Принёс из домой и оставил вянуть.

Это, конечно, не было любовной историей.
Она была замужем. У неё были причины
Не открывать это ему. И он обещает,
Что из этого сейчас ничего не выйдет.

В. Волковец.
Приятель

Всю жизнь упрямо колесит
По северному краю.
Ничем всерьез не дорожит,
И чем живет не знаю.
До денег, вроде не охоч,
Нет ни жены, ни дома.
В дороге — день, 
В общаге — ночь.
Характер крепче лома.
Какой же грех его гнетет,
Что он на сердце прячет,
И песню горькую поет,
Когда нещадно водку пьет,
И втихомолку плачет? 

Слова 

Не верю ни сну, ни смерти,
Ни заводи, где листва.
Я больше всего на свете
Люблю, как звучат слова.

И, что в переводе будет —
Значенья порою нет.
Слова — это значит люди,
А люди — тепло и свет.

Хочу, чтобы все, как дети
Имели на них права.
Я больше всего на свете
Люблю, как звучат слова. 


*   *   *
В Сургуте бабье лето – 
Прошел короткий дождь.
И, в легкий плащ одета,
Навстречу ты идешь.
На локоне заколка.
Светло блеснула вдруг.
– Ах, если бы надолго!
Надолго, милый друг…

Пора любви и счастья –
Прекрасная пора.
Ты шепчешь: "Заждалась я!" 
Целуешь, как вчера.
Летишь ко мне, как пчелка
На свой цветущий луг.
– Ах, если бы надолго!
Надолго, милый друг…

Час-два теплу и свету,
И день прошел, а жаль!
Как будто сигарету 
Швырнули на асфальт.
Зрачком горящим волка
Прочерчен полукруг.
– Я ухожу надолго.
Надолго, милый друг…


Песня рыбака-ханты

Неба звёздный поясок
Высоко сияет.
Месяц - легкий обласок*
В облаках ныряет.

Отражение в реке
Дробится на части.
Это я на обласке
Догоняю счастье.

*Обласок - лодка выдобленная из цельного куска дерева.

Скворцы поют над старым домом, 
Над загородкою седой,
Плащом смородины зелёным
И бочкой с талою водой,
Шестом, ошкуренным недавно,
И свежей стружки завитком.
Скворцы поют о самом главном,
Не оттого ли в горле ком?
Скворцы поют, пока их слышат.
Пронзая волны ветерка,
Взлетела трель на шифер крыши
И в синеву — под облака.

Стихи на немецком языке опубликованы в 46 номере газеты "Orenburger Allgemeine": 

(Nach Sotschihin)
Meine Mutter hat lebelang Boden geräumt,
Und bequemte die Wohnecke an.
Es waren die Götter damals gescheit,
Und hatten ihr leid getan.

Es floß die Barmherzigkeit, wie ein Fließ:
– Sie soll nach woanders zieh`n! 
Jetzt lebt sie genau im Paradies.
…Und räumt die Boden darin.

*   *   *

(Nach A. Tolstoj)
Trüber Herbst hat angeschollen.
Welken die Narzissen.
Und mein Freund aus der Pistole
Will sich selbst erschießen.

Lieber Freund! Du, meine Kleine!
Schlag Dein Fieber nieder.
Und auf Ehrenwort. Ich meine, 
Kommt der Sommer wieder!


Die Entwicklung der Poesie

Ich war mal jung. Und grün, und groß.
Und sang um Reimes willen bloß.

Nun bin ich weiß, und trage Brillen.
Doch schreibe nur um Gottes willen!

*   *   *

Wenn ein Gott existiert, was wir täglich dem Glauben gönnen,
Wie verlor er nun Rußland, und diesem Verlust leicht entronnen?

Ist von unseren Tränen denn nicht Schwarzer Meer gesalzen?
Die Barmherzigkeit fehlt ihm wie früher bei himmlischem Walzen.

Er ist alledem Grund, er ist Grund unser Nöte und Sorgen. 
Hat uns Teufel geworfen, und selber im Weltall geborgen.

Sitzt galaxisumkränzt und genießt seine Wohltat entflommen
Das vollkommene Idol, wenn er irgendwo noch vollkommen.


*   *   *

Es schneit. Und das Wetter ist wunderschön.
Ich meine, weil Gott es segnet.
Die flüchtigen Träume sind mir entfloh`n,
Beruhigend und geleugnet.

Und du, meine Liebe, stehst immer nah
Im städtischen Abendschimmer.
Erinner` dich an, was mit uns geschah.
Es kehrt sich wahrscheinlich nimmer.


*   *   *

Ich liebe Dich, 
Ich träume nur 
Von Deinem Gesicht.                
Vergißmeinnicht!               
Gewohntem Gruß 
Eile ich nach.
Zu einem Glück?
Zu einer Qual? 
Mir ist egal.

*   *   *
Ich bin so verliebt, daß beinahe verloren.
Von Glück bin ich tot, und vom neün geboren.
Und Du, meine Süße? Hast Du mich so lieb?
Ich bin so verliebt, daß von Freunden gespottet:
– Die Nacht übernachtet, und Gott übergottet!
Und Du, meine Liebe? Hast Du mich so lieb? 
Ich bin so verliebt, daß verschämt und vernichtet.
Von meinem Gewissen sofort hingerichtet.
Und Du, meine Kleine?  Hast Du mich so lieb?


*   *   *

Der glatte Weg
Nimmt Träume weg!


Перевод четырех последних стихотворений.

Снежок. И на улице — благодать!
Пора нас природе тешить.
И нам бы с тобою уже летать, 
Мечты в небесах развешать.  

И ты, дорогая, молчишь светло,
В ночной карусели света.
Припомни, что с нами произошло.
Навряд ли вернётся это.

*   *   *
Люблю тебя,
В мечтах одно
Твоё лицо.
Незабудка!
Привычно я
Спешу к тебе.
И счастье ли
Мне суждено? 
Мне всё равно.

*   *   *
А я так влюблен, что в любви заблудился,
От счастья погиб, и опять возродился.
А ты, моя девочка, любишь меня?

А я так влюблен, что друзьями потерян,
А был сам в себе, словно в боге, уверен.
А ты, моя сладкая, любишь меня?

А я так влюблен, что почти уничтожен,
Мизинцем твоим вознесен и низложен.
А ты, моя милая, любишь меня?

*   *   *
На скользкой дорожке
Не размечтаешься!

Знакомая примета — 
Здесь где-то что-то есть!
Ни жеста, ни предмета, 
Ни звука — произнесть,
Ни запаха, ни цвета, 
Ни въехать и ни влезть,
Нет ни зимы, ни лета, 
Но... где-то... что-то... есть!

Ни совести, ни сказки, 
Ни радости, ни зла,
Ни пупсика в коляске, 
Ни с бородой козла,
Ни сахара, ни перца, 
Ни даже слова «честь»
Нет ни ума, ни сердца, 
Но... где-то... что-то... есть!

Уж это «где-то... что-то...»! 
Ух! «Что-то... кое-где...»!
Полно ему почёта! 
Битком его везде!
Желаешь отомстить мне? 
Вот неплохая месть — 
Прочти. Скажи другому: 
«Здесь где-то что-то есть!»

Я начинаю день с овсянки,
Я возвращаюсь в берега.
Забыты дни позорной пьянки,
Забыты капли валерьянки,
Сегодня правда дорога. 

Но и в твоем расположенье,
Я не нуждаюсь ни на миг.
Без слёзных просьб, без униженья,
И без малейшего сомненья,
Без оправданий и улик.

Я не святее кардинала,
И не румянее попа,
И если мне грустнее стало,
И если жизнь меня достала,
То, значит, — скверная крупа!

Страница озвучена песней гусляра Бунтова.

Для тех, кто решил материально поддержать автора

Вариант 1

Вариант 2