zacharint

Виктор Захарченко

Интервью с Сергеем Сметаниным

Врата Сибири

литературно-художественный и историко-краеведческий альманах

Тюмень 2007

        Сергей Сметанин – известный сургутский поэт. Автор нескольких сборников стихов. С 1995 года член Союза писателей России. Руководит литературным объединением «Северный огонёк», ставшим для северного города настоящей кузницей кадров: из него вышло девять членов Союза писателей России и четыре члена Союза российских писателей.
        Семена разносятся ветром, птицами, животными. А как попадает человек в другие пространства?
        – Случайно, – говорит Сергей, улыбаясь. – Я ведь родился и вырос в Башкирии, под Стерлитамаком, на центральном отделении совхоза. Отец был главным ветеринарным врачом, а мама преподавала в школе немецкий язык. В молодости я так мечтал пойти по её стопам. В 1975 году даже окончил факультет иностранных языков Башкирского университета. Но дальше в дело вмешался его величество случай. Однокурсник Евгений Аполлонов пригласил меня к себе в Нижневартовск. Ехать пришлось через Сургут, чтобы попутно навестить родственников. Навестил. Сестра матери, тётя Рая, посоветовала пробежаться по предприятиям поискать работу. Так, на всякий случай, перед поездкой в Нижневартовск. И бывает же такое: я тут же нашел себе в 5-й автобазе место инженера по технике безопасности. С окладом в 114 рублей. Но с обещанием самого начальника автобазы Мартыненко выделить отдельное жильё через полгода. Родственники, уезжая в отпуск, оставили меня в своей двухкомнатной квартире.
        Побывал я в Нижневартовске, съездил с приятелем на строящийся ГПЗ. Посмотрел на фундамент будущего предприятия. Требовались бетонщики и плотники. Вроде и заработки обещали неплохие, и жилье в общежитии. Но без радужных заверений. И тут сургутские «блестящие» перспективы и родственные отношения пересилили. Вышел на работу и начал осваивать технику безопасности. Сургут оказался тем местом, где я прижился. На третий год после приезда сделал было попытку вернуться в Башкирию: во время отпуска пытался найти там работу по душе. Не нашел. А в Сургуте жизнь кипела, требовала участия. Так и остался в этом северном городе.
        Немного помолчав, спрашиваю:
        – Стал ли для тебя Сургут новой родиной или это просто место пребывания, где удобно и тепло жить, но душа всё равно просится домой, в Башкирию?
        – Наверное, стал. Привык я к этим грубоватым людям, полуромантикам, полуциникам, которые населяют его микрорайоны. Здесь никто не лезет в душу, никто не пытается видеть в тебе сверхчеловека. Память о Башкирии беспокоила меня первые годы пребывания на Севере. Несколько стихотворений у меня посвящено этому. Но сегодня у меня нет желания вернуться туда. Хотя, возможно, оно и появится. Говорят, в старости ностальгия — настоящее бедствие. Но я ни коей мере не ощущаю себя стариком. Разве только тогда, когда меня к этому призывает чувство меры, заставляя быть элегантным, — возрасту надо все-таки соответствовать. Иначе, неровён час, обвинят в маразме.
        Так гуманитарий Сергей Сметанин окончательно и бесповоротно стал производственником, вошел в круг «тяжёлых», земных профессий. Из тридцати лет северного трудового стажа с литературой он был связан дважды. Работая в Северо-Сибирском региональном книжном издательстве в начале 90-х годов, а после – ответственным секретарем журнала «Югра».
        Но стихи всегда занимали в его жизни особое место. Начав рифмовать на шестом году, Сергей любил переделывать на свой манер популярные песни, сочинял частушки, считалки. Только в подростковый период почему-то вдруг перестал воспринимать поэзию адекватно. Рифмованные строчки даже раздражали, хотелось быстренько пролистать страницы со стихами. Но длилось это год-два, а потом прошло. Поэзия вновь и особенно сильно захватила его в первые годы студенчества. Тогда он опубликовал свое первое стихотворение «Зной». А, приехав на Север в 1976 году и попробовав на себе, что такое работа на производстве, он решил посвятить свою жизнь поэзии – во что бы то ни стало стать профессиональным писателем.
        – В Сургуте, я наконец-то перестал считать копейки, – продолжает свой рассказ Сергей, – растягивая их от зарплаты до зарплаты. И решил воспользоваться относительной свободой, для того, чтобы по возможности исследовать всё, что поможет мне в стремлении к заветной цели. Начал с философии. Переворошил филологию и другие гуманитарные науки. Постепенно как-то сама собой обозначилась мысль: надо постоянно писать, совершенствовать стиль, публиковаться. Без практики любая теория мертва, – смеётся: – Времена разные, страны непохожие, условия жизни, а всё почти как в «Фаусте» Гёте!
        Последние десять лет я руковожу сургутским литературным объединением «Северный огонек». Научился видеть достоинства и недостатки стихотворения не только с листа, но и на слух. Правда, это не всегда срабатывает по отношению к собственному творчеству. Некоторые недочеты доходят до сознания только через годы.
        Литобъединение «Северный огонёк» — старейшее в округе. Когда-то, тридцать лет назад, Сергей Сметанин сам впервые пришёл на его заседание. Тогда литобъединение собиралось при газете «К победе коммунизма» в одноэтажном деревянном здании на улице Просвещения. Газета, поддерживая начинающих писателей, несколько раз в год выпускала литературную страницу. Частенько приглашали в трудовые коллективы, школы, общежития города. В общем, литературная жизнь пусть и не кипела, но согревала сердца не только начинающих авторов, но и людей, далёких от поэзии.
        Сургут в конце семидесятых состоял из нескольких застроек, архитектурно никак не связанных друг с другом. Между микрорайонами «НГДУ», «Строителей», «ГРЭС» и «Геологов» толпились чахлые сосновые рощицы, пролегали болотца, вперемешку с разномастными одноэтажными строениями: коттеджами, вагончиками и балками. Но городское строительство с каждым годом набирало все большие и большие темпы, дойдя до такого уровня, что весь город был уставлен подъемными кранами. Съездив на месяц в отпуск, можно было с удивлением увидеть: на месте бывших котлованов возник целый квартал новостроек.
        Не стояла на месте и жизнь литобъединения. Смена поколений проходила как-то сама по себе. Появлялись новые люди. Устав никого не обязывал посещать занятия со строгой регулярностью. Порой получалось так, что новообращенные «ЛИТОвцы» подолгу не виделись с представителями прежнего поколения и, скоро сдружившись, встречали «старичков» отчужденно.
        В «Северном огоньке» закаляли своё творчество такие известные на Севере писатели как Пётр Суханов, Николай Шамсутдинов, Дмитрий Сергеев, Никон Сочихин, Леонид Сидоров, Георгий Ешимов, Олег Рихтер, Олег Никулин. В их числе и наш герой – Сергей Сметанин.
        «Северный огонёк» не гаснет и ныне. Ежемесячно, а в какие-то периоды еженедельно проводятся занятия в Доме журналистов. Его авторы принимают участие в выпуске альманаха «Сургут», в семинарах молодых литераторов, в творческих встречах с известными писателями страны. Нина Календарева, Александра Лазарева, Людмила Фомина-Яблуновская, Леонид Гайкевич, Людмила Премудрых, Валентина Артемчук, Алексей Костюченко стали авторами стихотворных сборников, лауреатами литературных конкурсов. Почти у каждого есть представительский сайт в Интернете.
        – Помимо литературы я увлечен Интернетом, – рассказывает Сергей. – Являюсь ведущим редактором сайта «Поэзия земли Югорской», автором нескольких литературных сайтов. Интересуюсь языком HTML. Мечтаю стать родоначальником какого-нибудь нового жанра на стыке литературы и гипертекста.
        – А какие поэты повлияли на твоё творчество? – задаю я свой традиционный вопрос.
        – Самые разные. Во-первых, меня всегда восхищали классики русской поэзии: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Некрасов. Во-вторых, классики мировой поэзии: Гомер, Катулл, Гораций, Сапфо. Были у меня моменты подражания Алексею Толстому, Курочкину, Брюсову, Блоку, Маяковскому, Есенину. Из немцев мне нравились Гейне, Рильке, Теодор Крамер, из восточной поэзии — Омар Хайям, из поэтов второй половины ХХ века — Твардовский, Рубцов. Хотя близки мне и многие другие – всех не перечислишь. Но больше всех на моё творчество повлиял Александр Сергеевич Пушкин. До сих пор нахожусь под магическим влиянием его формулы: «Гордись, таков и ты, поэт! И для тебя закона нет». Всю жизнь я был движим побуждением написать о чем-то лучше всех. Если на эту тему что-то уже создано – напиши лучше или вообще не пиши. Поэзия требует совершенства, гармонии, во что бы то ни стало. Кажется, вроде бы невозможно создать что-то новое в поэзии — обо всем уже написано, да и написано на таком высоком уровне, что захватывает дух. И вот всякий раз удивляешься сам себе: казалось бы, невозможно то, что хочешь сделать, а оно поддается, постепенно, помаленьку, мало-помалу, и вдруг – раз! И пошло, свершилось, стало возможным! И в этом превращении невозможного в возможное – великая радость творчества. Напрямую Пушкин этому нигде не учит. Но всю жизнь учился я этому, как мне кажется, именно у него.
        – Сергей, можешь ли ты назвать любимые темы своей поэзии?
        – Любимые темы…– задумывается он. На лбу обозначаются глубокие морщины. – Да, как-то не вспоминаешь об этом, когда пишешь стихотворение… Пожалуй, родная природа, наше общественное жизнеустройство, любимая женщина, дети. Женщины всегда имели прямое отношение к моей поэзии. Во-первых, как первые читатели и ценители. Большая часть любителей поэзии — женщины. Я всегда с удовольствием писал для них. Считаю, что портрет девушки, женщины, женщины-матери – главный предмет изображения почти во всех видах искусства.
        – Значит, у тебя есть стихи, посвященные матери?
        – Мама для меня – человек, о котором говорить в стихах я почти не рискую. Слишком ответственна тема, слишком грубы слова. Я заметил, что величайшие поэты крайне редко писали о своих матерях. Жена, дочь, родственники вообще — наверное, приближаются к этому почти табу. Посвящений им, я считаю, вполне достаточно.
        – А отец?
        – Отец, конечно, тоже в их числе. Он оказал на меня огромное влияние. Могу сказать с уверенностью: редко кому так повезло, как мне, с отцом. Сметанин Егор Федорович, бывший ветврач, затем директор Ашкадарской птицефабрики, потом пенсионер. Его фронтовой и жизненный опыт, многолетняя работа пропагандиста и просто любовь поспорить иногда поражали меня, но чаще духовно обогащали. Общение с ним заставляло быть серьезнее, ответственнее, основательнее в рассуждениях. Он умел уважать в собеседнике, даже в собственном ребёнке, человека. Единственный подзатыльник отвесил мне отец за покалеченный, только что купленный взрослый велосипед. Играя в догонялки, я врезался в заднее колесо другого велика. Чтоб исправить «восьмёрку», нам вместе пришлось перебрать колесо и заново закрепить почти половину спиц.
        – А что еще повлияло на становление твоего внутреннего мира?
        – С 9 лет меня начали учить игре на баяне. К этому возрасту я уже сам умел, не глядя на клавиши, наигрывать одной рукой «маленькую польку». На семейном совете отец объявил о своем решении – начались ежедневные двухчасовые занятия. Они продолжались шесть лет. Прямо скажу, радости мне музыкальное образование принесло мало. Судьба Николо Паганини, принуждаемого суровым отцом в детстве упражняться в игре на скрипке по шесть часов в день, – зачем только его ставили в пример! – внушала мне глубокое отвращение.
        Чтение – вот что меня по-настоящему увлекало. Слава богу, читать в свободное время никто не запрещал. Библиотеки в доме, к сожалению, не было – можно ли считать библиотекой стеклянный аптечный шкафчик, в котором лежали том пьес А.Н. Островского, книга Жюля Верна, сказки на немецком языке, Твардовский, пушкинский «Дубровский» да кипа книг по ветеринарии? Правда, была еще этажерка, на которой почти целая полка заставлена детской литературой из серии «Моя первая книжка».
        В основном приходилось брать «почитать» — у приятелей, в совхозной библиотеке, в школе – везде. Читалось всё, написанное буквами. Делались попытки осваивать английские тексты из случайно найденного учебника, рецепты из книги «Домоводство», советы из «Плодоводства и огородничества», номеров «Акушерства и гинекологии». Отрывной календарь изучался целиком и в отдельных листочках. Прочитывались газеты «Пионерская правда» и «Правда», журналы «Мурзилка», «Пионер», «Молодежная эстрада», «Новое время», различные «Блокноты Агитатора», памятки, инструкции, удостоверения, плакаты, открытки, вывески, билеты в кино, афиши, надписи, которые обычно пишут на заборе, школьные записки, учебники на год вперед.
        Даже игру на баяне я умудрялся совмещать с чтением. Поставив инструмент на левое колено, правое использовал как подставку для толстого тома каких-нибудь «Детей капитана Гранта», слегка прижимая его к столу снизу, чтобы развернутые листы не схлопывались. Пальцы сами бегали по грифу баяна, повторяя давно и накрепко разученные арпеджио, в то время как глаза впивались в желанные строчки, следя за путешественниками в их странствии вокруг света.
        Через неуёмную страсть к чтению Сергей пришёл к поэзии. Классическая поэзия стала для него эталоном. Потому и свои стихи он стал писать с оглядкой на великие образцы.
        Предельная простота и ясность строк оголяют мысль, делают её более выпуклой, зримой. Не рифма, не яркие метафоры и эпитеты бросаются в глаза, а то, что хотел сказать поэт. Здесь уже не спрячешься за форму, за внешнее, за эффектно выстроенную фразу – сама манера письма требует точности и прозрачности слова, требует многообразия оттенков мысли и чувства.
        Потому стихи Сергея Сметанина и естественны, как речь, хотя, внимательно приглядевшись, умудрённый читатель увидит в них и непростые рифмы, и яркие эпитеты, и интересные образы. Но все эти элементы работают не сами на себя, а на всё стихотворение, на то главное, что хочет сказать поэт.
        В этой оголённости трудно уйти от себя, вырваться за пределы личного, пережитого. Неслучайно, последняя книга Сергея Сметанина называется «Личная жизнь». Вышла она в 2007 году в Шадринске. Личная жизнь для поэта не ограничивается кругом внутренних проблем, она включает в себя и отзвук души на события внешние: красота природы, городская среда, работа, социальные проблемы, политика. Поэт не может быть просто созерцателем, наблюдать, фиксировать жизнь – он стремится пропустить красоту через сердце, откликнуться на неё:
         БЕЛЫЕ НОЧИ
К мостовой прижалась летняя жара,
На газоны льётся нежная прохлада.
Незакатные в Сургуте вечера,
Хоть читай, и электричества не надо.

Стань в рябиновые влажные кусты,
От небес не отводя в восторге взора.
Сколько вечной и щемящей красоты
В белом облачке над синей кромкой бора!

        Сурова северная земля, неласкова. Дышат холодом её бескрайние пространства, а сколько земель обогревают – и нефтью, и газом, и электричеством. И люди там живут, приехавшие не за душевным комфортом – работать до солёного пота, но сумевшие в текучке трудовых буден и души своей не ознобить – согреться у «Северного огонька».