Рецензии | |||
Осинник мой в сиреневом дыму… | |||
 |
В чём поэзия Андрея Тарханова? В именах посвящений? В географических названиях многочисленных мест, где он побывал за свою жизнь великого странника, если не сказать путешественника? Легок на подъём, отзывчив на людские радость и беду, загадочен и артистичен — в этом весь заветнейший Андрей Семенович.
Осинник мой в сиреневом дыму. Апрельские озёра в синих латах. А вдоль ручьёв бредут по одному Шальные гуси, и снежок на лапах. Живописен и щедр на жизненные детали мир его задушевной лирики, лирики чуждой натянутых обобщений и вытесанной топором типизации. На озере остров горбатый, И дом у плескучей волны… — начинает он "Осеннюю идиллию". Двумя-тремя чертами: гуси, летящие на юг, опавшие на крышу дома листья березы — рисует он картину осени в угодьях земляка Китайкина. "…И золотом крыша горит" — на этом любой другой талантливый автор закончил бы стихотворение и был бы прав — идиллическая картинка готова. Но одухотворить ее присутствием людей, оттенками их животрепещущих отношений, сделать так, чтоб от нее повеяло современностью — на это способен далеко не каждый мастер стиха. Посмотрите, как удивительно поворачивает тему обращение лирического героя к хозяину: — Богато живёшь, — замечаю С улыбкой Китайкину я. Как тонко намекает автор на естественность, вечность и бренность человеческих забот и хлопот перед лицом времени, на причастность простого деревенского труда высшей красоте природы. Ведь это — Богато живёшь! — и народно и навскид иронично, и лирично так, что душа читателя начинает не только звенеть, а сладко содрогаться в лад с рождающейся идеей стихотворения. — К земному карабкаюсь раю. Небесный… он не для меня. Какое трогательное признание и в любви к утверждающейся мгновенной красоте осени, и в романтическом материализме помыслов, и в человечном понимании души собеседника! И в небо мы смотрим невольно, Как будто о чём-то моля. — Неужто вы мной недовольны? С укором спросила земля… Знакомый повод ответа на немой вопрос героев стихотворения, обращенный к небу. Словно хозяйка дома застала мужа и гостя за невинным занятием — разглядыванием наряда молодой соседки через невысокий забор, и слегка приревновала обоих. Привычна и свежа эта картина. Лирические зарисовки Андрея Тарханова тем и хороши, что дают возможность вообразить многоплановую, реалистическую, богатую содержанием ситуацию со своим микросюжетом, подобно тому, как мастерски выполненный рассказ порой вмещает в себя материал целого романа. Композиция книги четко продумана. Неслучайно это стихотворение находится в самом сердце — в середине книги. Неслучайно ему предшествует стихотворение "К новорождённому" — чрезвычайно ёмкое произведение о судьбах Родины, о тягостном и роковом предчувствии грядущих бед и катастроф, на подачу которых и сегодня так тороваты лукавые средства массовой информации. Но то, о чём беззастенчиво и бессердечно трещат газеты, наполняет грудь автора глубокой скорбью, заставляет его мудрого, наделенного опытом, познавшего цену и красоте и жестокости мира плакать как едва появившийся на свет младенец. Мир жесток. И мир прекрасен. И кому судить о том: Может, станет он поэтом? Может, станет палачом? Ты кричишь, дитя Вселенной, Голосистый по судьбе. А в углу Пророк незримый Тихо плачет по тебе. Невозможно пройти мимо великолепного стихотворения "Сомнение Весны", в котором Андрей Тарханов заставляет одушевлённое время года по-человечески реагировать на людские напасти: раздоры, непродуманные злые поступки. "Весна теряет веру в человека" — вот что происходит сейчас ежегодно и постоянно на протяжении более, чем десяти лет. Вон, люди, превращённые в толпу Уже швыряют камни на дорогу… И насколько силён контраст этой непритязательной картины с общим красочным впечатлением от вида весеннего пейзажа в первой строфе: Осинник мой в сиреневом дыму… Вот она — эстетика Особенного, которая так продуктивна в лирической поэтике. Лес особенный — это осинник. Дым особенный — сиреневый. Озера особенные — апрельские, в латах, латы особенные — синие, отражающие весеннее небо. Гуси, — каждый выступает особенно, и снежок на лапах, наверняка, у одного, особенного гуся, но как чарующе гармонична и едина общая картина весны! Большинство, если не все вещи автора построены на особенных деталях, реалиях эпохи, быта, человеческого чувства, выражающегося в глазах и жестах так, что читателю остаётся только удивляться энциклопедическим объёмам поднятого материала. Но самое ценное, что выносит читатель из знакомства с новой книгой поэта — скромная, отзывчивая, и всегда готовая прийти на помощь любовь к людям. Во всей мировой литературе есть лишь один писатель, сердце которого было так безраздельно отдано людям. Это неповторимый по своей деликатности, такту Антон Павлович Чехов. В лучших своих произведениях Андрей Тарханов кажется мне равным в этом качестве великому прозаику. Происходит ли это в силу особой информативности поэтического слова, а, быть может, в результате особого душевного устройства автора неизвестно. Сама природа по-тархановски устроена так, что не может не удивляться людям, не лелеять их тропы, не любить их детей и мечтаний. Послушайте, как древний бор помогает мальчикам-грибникам из стихотворения "В полях детства": Полевая межа наш малинник Приласкала как добрая мать. Воздух пряный, мерцающий, синий, Время в губы его целовать. Нету края тропинки старинной — Не уйти бы в другую страну. Темный бор говорит нам, невинным: "Я в деревню тропу поверну". В рамках этой статьи не остается уже места для разговора о высокой гражданственности Андрея Тарханова, о его публицистических произведениях, о его взглядах на историю, технику, науку, обо всём, что вошло в 190 страничный томик. Уверен, что он не оставит равнодушными литературных критиков. | ||
| 5 мая 2004 г. Член СП России Сергей Сметанин | |||
