Новая книга стихотворений известного югорского поэта Сергея Сметанина. Лирика, стихи для детей, иронические стихи, басни представляют его творчество с разных сторон. Книга рассчитана на широкого читателя.
Предисловие
Книга
Сергея Сметанина «Имя вселенной» состоит из 5 частей:
Лирика, Стихи для детей, Ироническое, Басни, Миниатюры. Несмотря на
всеобъемлющую широту, на которую намекает название, нужна
определённая смелость, чтобы заявить под одной обложкой столь
разнообразные жанры, которые легко могут вступить в противоречие
друг с другом. Лучшие авторы стремятся к единообразию, обычно
их произведения подобраны по темам так, чтобы не было
мешанины.
Посмотрим, как с этим справляется
автор.
Первая часть книги посвящена преимущественно
пейзажной и любовной лирике. Гражданское стихотворение «Югра»,
открывающее книгу и два следующих за ним произведения на социальную
тему, кажется, только оттеняют ярко выраженный интерес автора к
природе и чувству любви:
Не
шевелится иней кудлатый,
И застывший на холоде лес —
Будто
сборище гипсовых статуй
На фарфоровом фоне небес.
То бугром
затвердевшая тропка,
То сухая, как шорох, лыжня,
Нас ведут
неторопко и робко
Перепутьями зимнего дня.
Сердце
женщины, её психологические особенности — вот то, что
волнует Сергея Сметанина как лирика. Но вчитайтесь в отрывки из
стихотворений «Народился новый месяц в ночь на пятницу...»,
«В Сургуте Бабье лето...», «Моя любовь»:
Не
укрыться нам от холода, не спрятаться —
Видно, вышли на
дорогу слишком поздно мы.
Слишком радужно сияют эти
россыпи
Над осенней околесицей и сыростью,
А любовь с ее
вселенскими запросами
Не опустится до жалости, да милости.
Как
видите, любви здесь приданы космические характеристики. Об этом
говорит эпитет
«вселенские».
Пора
любви и счастья —
Прекрасная пора.
Ты шепчешь: "Заждалась
я!"
Целуешь, как вчера.
Летишь ко мне, как пчелка
На
свой цветущий луг.
— Ах, если бы надолго!
Надолго, милый
друг…
Тут
сталкиваются любовь и время. «Надолго», то есть на долгий
срок. «Пора любви» должна быть протяжённой во времени —
вот основной мотив вещи.
И
по заснеженному дворику ступая,
Под оком дремлющих во мгле
снеговиков,
Букет признания несу тебе, родная,
Пусть он
расскажет лепетанием лепестков:
— Моя любовь —
самой природы непреклонность.
Ты сердце верное к иному не
готовь.
Моя любовь — непреходящая влюблённость,
Такой
бывает настоящая любовь.
И
в этом отрывке за любовью стоит ни что другое как одухотворённая
природа. Все три текста говорят, что самые личные, обычно насквозь
пронизанные чувством авторского «Я» приметы, несут
черты внешнего мира, черты объективизма.
Попробуем с этой
точки зрения прочесть начало стихотворения «Югра»,
которое справедливо занимает первое место в сборнике как программное,
ключевое:
Моя
Югра
Моя Югра — забота и подруга.
Нет, не вчера
узнали мы друг друга.
Ты — песнь моя. От самой колыбели
Я
шел с тобой к своей высокой цели.
Твоя судьба — и нефть,
и газ России.
Твои просторы — снежно-голубые,
И труд, и
чувство счастья — вся награда!
Я помню все. Мне это было
надо.
Но впереди не вижу я покоя.
Мой край одарен
щедрою рукою —
В России треть богатств земного шара.
Как
нам не ждать внезапного удара?
Мы
видим, что природное начало, почти неощутимое в первой строфе, во
второй выраженное намеком на зримые черты экономического («нефть,
и газ России»), в третьей звучит уже как констатация
вполне реальной сути: то, что Россия обладает великим богатством,
является первопричиной всех ожидаемых страной потрясений.
Понимание
автором естественных причин происходящего в жизни вовсе не делает
его фаталистом и космополитом, наоборот, как можно увидеть
из дальнейших произведений, гражданская тема находит в нем
вполне искреннее сочувствие и отклик. Доказательством этого являются
его стихотворения «История с телевидением», «Мир»,
«Улицей Маяковского», «Раньше я боялся
смерти...».
А такие вещи, как «Гроза»
— миниатюра с потрясающим своей неожиданностью антивоенным
финалом, ностальгическое воспоминание о детстве «Журавли»,
пронизанная отрицанием стяжательства зарисовка «Эта
осень, как взрыв, как пожар…» и другие окончательно
убеждают в том, что Сергею Сметанину категорически чуждо преклонение
перед жанровым пуризмом — чистотой жанровой формы в ущерб
реализму:
Гроза
Ночью
была гроза —
Молнии в три ряда.
Я закрывал глаза.
Слышал
— текла вода.
Гром пробивал стекло,
И рассыпался звон.
В
небе дышало Зло –
Черное, как гудрон.
Выдохлось
наконец,
Спрятано в глубину.
Ночью кричал отец —
Видел
во сне войну!
Эти
позиции, на которые помогает выдвинуться критику сам автор,
оказываются неколебимыми на протяжение всего развития тем и образов
сборника. Практически каждым стихотворением Сметанина можно
проиллюстрировать какой-либо элемент новизны, внесенный историей в
поэтический взгляд века. Это и современный перевод древнегреческого
крылатого рассуждения о фортуне: «Большинство человеческих дел
состоит из шагов единичных…», это всепронизывающее, до
предела циничное отношение к деньгам: «Желтеют листья на
березе, как рубли…», это и эскалация страха,
нагнетаемого СМИ: «Напряженье кругом, напряженье…»,
и его отрицание: «Раньше я боялся смерти…».
Насколько такая новизна не противоречит классическим
установкам поэтики, можно увидеть по двум стихотворениям для детей.
Как известно, для детей писать требуется так же, как и для
взрослых, но ещё лучше. Стихотворения «Воспитанные дети»
и «Имена» отвечают назначению художественной
литературы для детей, они знакомят ребёнка с внутренним миром
личности, нацелены на эмоциональную сферу, показывают не только
представления, доступные ребёнку, но и позволяют ему как бы ощутить
предмет стихотворения:
Имена
Пускай
мы все похожие, но разница видна:
У всех ребят хорошие, простые
имена.
Меня зовут Сережею, а Ванею тебя.
Так мама называет
нас, целуя и любя.
И дедушка, и бабушка, подруги и друзья
Ни
с кем меня не спутают. Поймут, что это — я!
Запас
читательского доверия, обретённый Сметаниным в первой половине книги,
позволяет ему адекватно использовать богатейшую иронию русского
самосознания в большой подборке стихотворений, рассчитанных на
народное чувство юмора.
Тематический диапазон автора очень
широк: тут и насмешка над олигархами, и порицание безголового
монархизма, и издёвка над рабочей аристократией, и стремительно
теряющим самоуважение, загнанным в угол пролетариатом («Встреча»,
«Какая во взглядах царит пестрота...», «Штрейкбрехерская
Варшавянка», «Операторские сны»); тут и несколько
выпадов в сторону интеллигенции, озабоченной «вечной»
проблемой приспособленчества и «правоверного»
интеллектуального метания из крайности в крайность («Степенное
приходит постепенно…», «Журналисты вокруг…
Журналисты…», «На сургутской бирже труда…»,
«Жалость»).
Наконец,
не чужда автору и самоирония:
Мой верный читатель, мой тихий
скандал,
Мой ласковый благожелатель,
Как ты, я чудовищно много
читал,
Как ты, не устал и не спятил.
Познавший
всю глубину чувственных и мозговых противоречий статуса «богатого
северянина», «местного» поэта, работяги самого
рядового производственного разряда, по сути он — интеллигент до
мозга костей, волею обстоятельств проживший полноценную рабочую
жизнь, да ещё где — в условиях приближенных к Крайнему Северу!
(«Не русский я, наверно, нет...», «Благодарю,
завистники мои...», «Непогода», «Тайна
творчества», «Автопортрет», «Работа по
плечу»).
Три басни («Два ножа», «Воробьиный
рацион», «Пчела и Оса») на этом фоне воспринимаются
как нечто само собой разумеющееся. Хотя, возможно, именно они
да следующие за ними миниатюры-рубаи как раз и соответствовали
бы понятию «чистота жанра». Но рубаи — жанр в
русской поэзии переводной, следовательно, априори не соответствующий
всем тонкостям и деталям восточного прихотливого оригинала. Хочется
напоследок привести одно из этих четверостиший, ненавязчиво
призывающее читателя к смелости и духовной активности, что кажется
весьма актуальным в нашу эпоху:
* * *
Если
счастье дается нам только в борьбе,
А несчастье велит покориться
судьбе —
Выбирай! В этом мире твое назначенье
Разве может
решиться само по себе?
Резюмируя
вышеизложенное, можно сказать, что стихией книги «Имя
вселенной» является реализм. Только находясь в русле реализма,
Сметанин великолепно сочетает многоплановость и единообразие,
отрицание чистоты жанра и лирическую определённость, гражданский
пафос и разъедающую иронию, невинность открытого взгляда ребёнка и
хитроватый прищур старого философа. Продуктивность реалистического
метода здесь очевидна. Наверняка, то же самое скажет и самый широкий
читатель, на которого рассчитана эта книга.
Кандидат
филологических наук доцент
Н. И. Рябкова
г.
Санкт-Петербург
Лирика
Моя
Югра
Моя
Югра — забота и подруга.
Нет, не вчера узнали мы друг
друга.
Ты — песнь моя. От самой колыбели
Я шел с тобой к
своей высокой цели.
Твоя судьба — и нефть, и газ
России.
Твои просторы — снежно-голубые,
И труд, и чувство
счастья — вся награда!
Я помню все. Мне это было надо.
Но
впереди не вижу я покоя.
Мой край одарен щедрою рукою —
В
России треть богатств земного шара.
Как нам не ждать внезапного
удара?
Не тот твой сын, кто гордости не ведал,
Кто соль
Земли врагу безвольно предал,
Кого печаль твоя не
беспокоит.
Крепись, Югра. Таких и знать не стоит!
Моя Югра
— забота и подруга.
Нет, не вчера мы поняли друг
друга.
Я твой герой, хранитель и глашатай.
Живи, Югра! Живи и
сердце радуй!
Сиротские
слёзы
Мне
солёное с детства знакомо:
Батю рано Чечня забрала,
Мать никто
не встречал из роддома,
Через сутки она умерла.
Слёзы,
слёзы, сиротские слёзы.
Кто узнал вас — не каждый
простил.
Тихо льётесь вы, горькие слёзы,
Не смывая чиновных
чернил.
Я бродяжил в тоске и в обиде,
Спал в подвалах и
смрадом дышал,
Чтоб хотя бы во сне их не видеть —
Тех,
кто в жизни за нас все решал.
То мороз, то метель
свирепеет,
Дождь нас мочит и ветер сечет.
Помолитесь за нас,
кто умеет.
За потерянных русских сирот.
Заблудились
Что
за жизнь — овраги да болота!
Вышли рано с песнею в груди,
А
пришли — и видеть неохота:
Все мрачнее пропасть
впереди.
Все трухлявей черные осины,
Все страшнее топкие
места.
Из бездонной, гиблой сердцевины
Нет наверх ни тропки, ни
моста.
В затхлой темноте завыла стая —
Жуткий
хор из волчьих голосов.
Дома бы сидеть за чашкой чая,
Заперши
ворота на засов!
Надо ль было хвастать да смеяться,
Дескать,
смелым горе — не беда!
Нелегко до города добраться,
Да и
есть ли где-то города?
Как по всей стране: прогресс
прогрессом,
А колени все-таки дрожат.
Далеко зашли мы этим
лесом.
Не пора ли пятиться назад?
Февраль
Низко
стелется злая поземка,
Вьются белые змейки у ног,
Да гудят
неестественно громко
По ночам провода вдоль дорог.
Не
шевелится иней кудлатый,
И застывший на холоде лес —
Будто
сборище гипсовых статуй
На фарфоровом фоне небес.
То бугром
затвердевшая тропка,
То сухая, как шорох, лыжня,
Нас ведут
неторопко и робко
Перепутьями зимнего дня.
Но прислушайся к
этому снегу!
Словно рифма нечаянных строк,
Одолев надоевшую
негу,
Просыпается первый цветок.
Монолог,
подслушанный на Сургутском рынке
—
У нас на Севере морозы —
Аж на ресницах мерзнут слезы.
—
Да, что ты лжешь, как Залгуницын!
У нас и лыжников полно.
Мороз
на трассе — минус тридцать,
Но светит солнышко в
окно,
И запустить зимой машину,
Я с подогревом просто
рад.
Сменил на зимнюю — резину,
Сменить мечтаю аппарат.
У
нас обветренные лица,
Перчатки полны соболей.
Да, каждый может
простудиться,
Не одеваясь потеплей,
Зато дороги стали шире,
А
чудаки чудней в сто раз,
И мы на первом месте в мире
Для тех,
кто ценит нефть и газ.
Рассвет
на трассе
Складки
долины заполнил туман.
Лава рассвета струится в проран,
У
горизонта стекая. Вот-вот,
Алое марево солнца
взойдет.
Нефтекачалки — лихой табунок! —
Вышли
гулять на луга вдоль дорог,
В чудо-коней превратясь,
наяву
Голову клонят и щиплют траву.
Сам на лихого коня я
вскочу,
В вольный поход его мчаться пущу.
Крик молодецкий,
лети на поля:
— Как ты прекрасна, родная
земля!
Утро
Звуками
разбуженного дня
Налетело небо на меня.
Просвистел,
пробулькал вертолет,
Грохоча куда-то на восход,
И тотчас же
— пригоршня монет! —
Воробьи забрякали в ответ.
Под
окном — звенящий мой Сургут,
Майский, голосистый, тонкий
плут!
И в каких краях я ни бывал —
Он один меня
очаровал.
Июль
в Сургуте
Толпа
бетонно-серых туч прогромыхала где-то,
Раскаты дальние грозы
уехали за ней.
Синицей тоненько звенит распахнутое лето,
Роняя
капли бирюзы с рябиновых ветвей.
И возрожденные мечты рукою
торопливой
Рисуют радугу — моей надежды каравай.
А я по
Майской прохожу, продрогший и счастливый,
Как двадцать лет тому
назад, влюбленный в этот край.
Гроза
Ночью
была гроза —
Молнии в три ряда.
Я закрывал глаза.
Слышал
— текла вода.
Гром пробивал стекло,
И рассыпался
звон.
В небе дышало Зло –
Черное, как гудрон.
Выдохлось
наконец,
Спрятано в глубину.
Ночью кричал отец —
Видел
во сне войну!
Журавли
Давно
я не слышал их скорбного клича:
Над парком осенним, опавшим
вот-вот,
Зовут журавли, так протяжно курлыча,
К далекому югу
российских широт.
Они улетают, и впору сорваться —
Так
душу тревожит редеющий строй
Отчаянных братьев пернатого
братства,
Дрожа над синеющей долгой горой.
Лететь... Я
готов разрыдаться, как школьник.
Уходит, едва различим он вдали
—
Забытого детства живой треугольник
С единственных в
мире небес и земли.
Прощается с нами, протяжно курлыча,
Следа
не оставив, не кинув пера...
Как долго я ждал журавлиного
клича
Над рощей, опавшей как будто вчера!
* *
*
Я
возвратился в эту осень
В янтарь и золото берез…
Эта
осень, как взрыв, как пожар,
По широкой тайге
разбегается.
Расшумелся предзимний базар —
Не купить ли
кто Север пытается?
Все березки — в янтарном до пят.
Все
осинки — в червонном до пояса.
Об одном лишь они говорят,
И
другим не дают успокоиться.
Бирюзовая тянется нить —
Это
небо на части расколото.
Нет, мой край не купить, не купить —
Мало
в мире пресветлого золота.
Серебра столько вряд ли
собрать,
Белой платины зимнего инея!
Но за песню легко можно
взять,
За глаза лучезарные, синие.
* *
*
Желтеют листья на березе, как рубли,
В осеннем
солнце.
А возле клена целой грудою в пыли
Горят червонцы.
И
безнадежно голубеет между крыш
Кусочек неба.
И под осинкой ты,
задумчивый, стоишь
С буханкой хлеба.
А сердце, сердце так и
рвется пополам —
Где ткань поплоше,
И даже хочется
соседским воробьям
Подбросить крошек!
Такой уж вечер средь
сентябрьской поры
Нам богом даден.
Ах, все мы осенью богаты и
щедры
Хотя бы на день!
Не зря же листья на березе, как
рубли,
В осеннем солнце.
А возле клена целой грудою в
пыли
Горят червонцы.
Мир
В
нем циник ценит грязь и правду грязи,
Цветы — романтик,
благовест — монах.
А мир есть мир. Таинственные
связи
Волнуют и в ошибочных тонах.
Я вижу мир таким, какой он
есть, —
А может ли такое надоесть?!
На
вахту
Мы
сегодня рано встали.
Ночь тиха. Мрачна дорога.
А вчера вовсю
гуляли:
Песен, танцев было много.
Возмущали небо
криком,
Долго спорили о спорном.
Говорили о
великом,
Размышляли о позорном.
Быть героем
нерезонно,
Тяжело и страшновато... —
Глухо каркала
ворона,
Глядя в сторону заката.
Но дорога есть дорога.
И
встряхнет, и успокоит.
И глядит на нас нестрого
Бригадир. И
планы строит.
На рассвет вострите уши,
Грусть-печаль свою
развеяв!
Унывать и бить баклуши
Мы оставим ротозеев.
А
ворон гоните, братцы,
Предвещающих напасти.
Удивлять и
удивляться —
Вот чему нас учит счастье!
История
с телевидением
Всем
нам известно и пройдено
В мире — едва ли не все.
Спит моя
вещая Родина.
Встало судьбы колесо.
Прогресс устроен без
участия чудес.
Один умнющий говорил телеведущий:
«Сценичны
только власть и деньги, кровь и секс,
И галстук Познера для
атмосферы пущей,
Неумолимый, как финансовый отчет,
Где
кредит с дебетом до точки совпадает».
И непонятно лишь одно:
который год
Зачем поэзия мне душу разрывает?
Двойная
радуга
Памяти
В.С. Высоцкого,
в день смерти которого наблюдалось
это
атмосферное явление.
Мой
старший брат, мой добрый бард,
Мой бред печальный.
О чем поешь?
Кому ты шлешь такие сны?
Горят две радуги над жизнью
погребальной:
Одна, что дождь… —
Одна, что не было
весны.
Горят две радуги — мосты к слепому счастью,
Слепого
Всадника двойные стремена.
Зачем ты рано так, товарищ по
ненастью?
Куда ж ты рано так? Ведь завтра не весна!
Мой старший
брат, мой добрый бард,
Мой бред прощальный!
Не вспоминай, не
раскрывай свой черный зонт...
Горят две радуги, горят дорогой
дальней —
Для новых всадников ворота в горизонт.
*
* *
Напряженье кругом, напряженье —
Где там Запад
и где там Восток?
В тихом омуте воображенья
Не затоплен один
островок.
Там играют валторны и скрипки
Прихотливо-свободных
идей.
Белозубо сияют улыбки
Тонкопалых, живых
орхидей.
Там едят с позолоченных вилок,
И не ясно — с
какого бы зла
Пулю в лоб или пулю в затылок
Мне кромешная тьма
принесла?
Воспоминание
Здравствуйте,
милые липки!
Вам, дорогие друзья,
Принадлежу без
ошибки
Всей моей нежностью я.
В дни бесконечной
печали,
Жаркой полдневной порой
Вы мою грусть
отгоняли,
Чуть прикасаясь корой.
Стенами
древнего храма,
Где только небо — закон,
Вы
поднимали упрямо
Облако свившихся крон.
И,
поселясь в эту груду
Веток, что ветер заплел,
Сонно
гудели повсюду
Крылья бесчисленных пчел.
Фортуна
Большинство
человеческих дел состоит из шагов единичных.
Мальчик,
вовремя их совершай, и грядет неизбежный успех.
Только помни,
удача, мой друг,
может быть и препоной для счастья.
Ты
умей, не лишась куража, хладнокровно ее объезжать.
Улыбаться
не хочет она? Невзначай от тебя отвернулась?
Ты ее через силу к
себе властной дланью опять поверни.
* * *
О
смерти ты не думал никогда.
Растил свой сад, дышал рассветной
ранью…
А что же там, за непонятной гранью,
Куда мы все
уходим без следа?
Ты думаешь, оконченная жизнь —
Такое
грандиозное событье?
Чего-то необычного открытье?
Подумай,
человек, не ошибись!
Ты думаешь, когда ты будешь
мертв,
История расставит все иначе,
И полпланеты горестно
заплачет,
Вдруг ощутив, что были — третий сорт?
Послушай,
от героев сей земли,
Ты многое ли взял, скажи на милость?
Какие
люди были и ушли!
А в жизни ничего не изменилось.
Улицей
Маяковского
Утро
в Сургуте.
Среди берез
—
Золото
в синь
выяркивается.
Ветер,
тяжёлый как паровоз,
Грузно
в
саду расшаркивается.
Передвигается,
бешен,
дик,
По тротуарам
каменным.
Вижу я —
дрогнул
его кадык,
Жарким
облитый
пламенем:
На стойке
солнечной кутерьмы
Скоро
коктейль
закончится.
И —
покатили
в туннель зимы
Серые
дни-вагончики!
С фотоаппаратом
за
ним иду
Тихо как
папарацци я
Эх, повторилась бы
в
этом году
Октябрьская
демонстрация!
* *
*
Трепетной сыростью ветер пропах
Алой мечтой
великанов.
Осень — малыш с молочком на губах
Утренних
белых туманов…
* * *
Народился
новый месяц в ночь на пятницу,
Приютило его небо между
звездами.
Не укрыться нам от холода, не спрятаться —
Видно,
вышли на дорогу слишком поздно мы.
Слишком радужно сияют эти
россыпи
Над осенней околесицей и сыростью,
А любовь с ее
вселенскими запросами
Не опустится до жалости, да милости.
На
счастливые приметы не растратится —
Все подарки с чудесами
уже розданы...
Народился новый месяц в ночь на пятницу.
Хорошо
ль ему в ночи — между звездами?
Шофер
Памяти
Бориса
Васильевича Гусева
В
автомобиле, как влитой,
Одетый строго по погоде.
Шофер
"от бога" — робок, вроде,
Перед дорожной
суетой.
Переплетенья магистрали,
Да светофорный окоем...
О,
сколько раз одолевали
Вы человека за рулем!
А
сколько раз во днях труда
Он рисковал, и ставил на кон
Судьбу
свою под Зодиаком.
Но грела добрая звезда,
И снова байки
про мороз
Напарник впаривал жестокий,
И вьюга, преданно, как
пес,
Ему облизывала щеки.
* * *
Утро
чело деловито нахмурило.
Рвутся Камазы по трассе вперед.
Сколько
нас, братцы, вчера балагурило?
Сколько нас нынче
недостает?
Где-то удача растаяла гладкая…
Знать, как
и прежде она впереди —
Жизнь наша долгая, жизнь наша
краткая —
Несовершенная, как ни крути.
* *
*
Раньше я боялся смерти,
А теперь —
ничего.
Думал, жаль, не успею
Я того и сего.
А теперь я
представляю —
Опасенья — пустяк.
Я не много теряю
—
Нету многого и так.
Раньше я боялся жизни
А
теперь, вроде, нет.
Думал, как не накликать
Всяких горестей,
бед.
А теперь я точно знаю
Хуже — было со мной.
Хуже
то, что случилось
С ненаглядной страной.
Раньше я боялся
смеха,
А теперь — хоть бы что!
Пусть вражина глумится
Не
возьмёт меня то.
Вот железные доспехи,
Их стрела не
пробьёт
Знаю все их успехи,
Лет на двести
вперёд.
Слова
Не
верю ни сну, ни смерти,
Ни заводи, где листва.
Я больше всего
на свете
Люблю, как звучат слова.
Не важно, какого
толка,
Богат или прост язык —
От птичьего перещелка
Я
их отличать привык.
И, что в переводе будет —
Значенья
порою нет.
Слова — это значит люди,
А люди — тепло
и свет.
Хочу, чтобы все, как дети
Имели на них права.
Я
больше всего на свете
Люблю, как звучат слова.
Звезда
Над
сумятицей заводскою,
Над опорой, где провода,
Над укрытой во
мрак тайгою
Притулилась моя звезда.
А меж призрачных
колоколен
От бесстыжей луны светло:
— Зря ты скромницей
этой болен,
И напрасно, и тяжело.
— Не цепляй меня
пальцем, сводня,
Я распутства не потерплю.
Далеко от меня
сегодня,
Та, которую я люблю.
Но дождаться её
сподоблюсь,
Даже если терпеть — во вред.
Не нужна никакая
доблесть,
Если счастья меж нами нет!
Не пойду за тобой,
хоть тресни,
Я пока не сошел с ума.
И от звездной моей
болезни
Есть лекарство — она
сама.
Бессонница
Когда
ко мне бессонница приходит,
И в древние как будто времена
Вокруг
ни слов, ни звука, ни мелодий —
На полпланеты пала тишина
—
И бубен сердца бьется равномерно,
Свой неотвязный
празднуя мотив...
Я рад тому, что так неимоверно,
Так
бесконечно призрачен и жив.
И пусть рассвет расхристан,
как рубаха,
В которой мир повязан по рукам,
Я перед ним
бледнею не от страха,
Не оттого, что ближе к старикам.
Я
просто рад великому покою!
Кому-то завтра в суд, кому-то в
путь...
Кому перед похмельем с перепою —
Любому
люду надо отдохнуть.
У
памятника основателям Сургута
С
болотной грядки дунуло весною.
Вчера — мороз, а нынче —
ветерок.
Я площадью шагаю городскою,
Пронизанной, как старый
свитерок.
Стеклярусная каша под ногами,
Бесцветная на
жиденькой заре.
А дождик меж рекламными щитами
Торопится
на встречу в сентябре.
Вот — роща вдохновенная
раздета.
Вот — памятник моим Учителям.
Березки спьяну в
ожиданье лета
Распахнуты навстречу небесам.
Девической их
тягою захвачен,
Оглядываюсь, чей-то слыша зов,
И словно жду
восторга и удачи
От уличных, нестройных голосов.
Я верю в
жизнь, как дети верят в чудо.
Она меня пока не подвела.
Не
вся ль моя разбитая посуда
Когда-то полной чашею
была?
Лебеди
Жизнь
бедовая берет подъемы круто,
На пределе — напряженье и
надлом.
Нынче лебеди повеяли Сургуту
Белоснежным, цвета Севера
крылом.
Знак надежды — нам он только помогает,
А
иначе, кто бы выдумал тогда,
Будто птицы к людям сами
прилетают
Только в добрые, родные города.
Презираю
справедливые приметы,
Но зимою будут помниться светлей
Ночи
белые, навеянные лету
Белоснежными крылами
лебедей.
Облака
Севера
За
облачной грядой идет еще гряда.
За дальнею грядой — далёкая,
другая…
Ты в небо погляди, мечтою воздвигая
Из
белоснежной тьмы дома и города.
Без счета, без числа толпится
череда
Высоких, кучевых, крутых, многоэтажных…
Они
сотворены для сильных и отважных,
Для тех, кто смотрит ввысь…
хотя бы иногда.
В
порту
Не
вешай носа, если море обмануло,
Пожар нежданный паруса твои
спалил.
Морское счастье, верь, лица не отвернуло.
И грянет
праздник, и еще прибудет сил.
А то, что ветер завывает так
уныло,
Что лед на пристани велит тебе: «Танцуй!».
Кому
от первой легкой качки сладко было?
Кому легко давался первый
поцелуй!?
* * *
В Сургуте бабье
лето —
Прошел короткий дождь.
И, в легкий плащ
одета,
Навстречу ты идешь.
На локоне заколка
Светло блеснула
вдруг.
— Ах, если бы надолго!
Надолго, милый друг…
Пора
любви и счастья —
Прекрасная пора.
Ты шепчешь: "Заждалась
я!"
Целуешь, как вчера.
Летишь ко мне, как пчелка
На
свой цветущий луг.
— Ах, если бы надолго!
Надолго, милый
друг…
Час-два теплу и свету,
И день прошел, а
жаль!
Как будто сигарету
Швырнули на асфальт.
Зрачком
горящим волка
Прочерчен полукруг.
— Я ухожу
надолго.
Надолго, милый друг…
* *
*
То ли ветер задул по спирали,
То ли дрогнули солнца
лучи?
Ах, опять мою рифму украли
Забубенные эти грачи.
Ах,
опять мне привиделось лето —
По степи далеко —
поезда
На мерцающем краешке света,
Где уже не бывать
никогда,
Где таинственно песни гудели
Провода на смолистом
столбе.
Никакие лесные апрели
Не вернут меня больше к
тебе,
Никакие жуки-носороги,
Никакая любовь-лебеда,
Никакие
концы-эпилоги,
Никакая ночная звезда...
Имя
вселенной
Шесть
тысячелетий — срок почтенный —
Не было названья у
вселенной.
И в разноголосице идейной
До сих пор она была
ничейной,
Скромницей безродной, безымянной.
Злой ли, доброй —
всё непостоянной.
Что ходить хозяину невеждой?
Я назвал
вселенную — Надеждой.
Берегите ж душами живыми
То, что
отражает это имя!
В
разлуке
Наде
Каждое
утро, грустя по тебе,
Вновь шевелю я губами:
Стены безжалостно
глухи к мольбе
И на душе моей — камень.
Я
представляю, верней, чем в кино,
Образ твой — чудо живое.
Ты
ускользаешь, но я все равно
Имя шепчу дорогое!
*
* *
Пошли, бессонница, мне юности фантом.
Я сердцем
чувствую желанное объятье.
Пускай привидится мне престарелый
дом,
Твоя фигурка в босоножках, белом платье.
Пускай
привидится полдневная жара,
Тенистый папоротник, ландыш
белоснежный,
На берегу под грустной ивой — детвора,
Холмы
далекие и жаворонок нежный.
И земляничный уголок, и твой
букет,
И на березах дальней осени дыханье.
На всем —
безвестного былого тихий свет,
На всем — надежды непорочной
обаянье.
СМС
Опять
под облако птенца из сердца шлю,
И в ожиданье возвращенья
замираю.
Родная! Милая! Люблю тебя. Люблю.
И без ответа твоего
изнемогаю.
* * *
Алый луч восхода с
тенью борется,
Золотое солнце торопя.
Разве я хотел с тобою
ссориться? —
Просто был упрямее тебя.
Просто напустил
сегодня дыма я,
Был печного жара горячей.
Ты меня прости, моя
любимая,
Ты не отводи своих очей!
Никому не верь, моя
хорошая,
Кто бы ни сказал тебе, смеясь,
Что любовь
пройдет, как тряпка брошена,
Брызнув на других не свет, а
грязь.
Знаю я, нарочно ли, нечаянно —
Обо мне
не скажут люди так.
Так бывает разве — с негодяями,
Я же,
в худшем случае — чудак.
Видишь, луч рассвета с тенью
борется,
Солнышко по кругу торопя.
Я с тобой не буду больше
ссориться,
Буду я сговорчивей тебя.
Моя
любовь
Н.
Гвоздик
вечерних ароматные бутоны.
Их тени влажные не каждому к лицу,
Но
я в них чувствую мятежно и влюблённо
Большого праздника
межзвёздную пыльцу.
И по заснеженному дворику ступая,
Под
оком дремлющих во мгле снеговиков,
Букет признания несу тебе,
родная,
Пусть он расскажет лепетанием лепестков:
—
Моя любовь — самой природы непреклонность.
Ты сердце верное
к иному не готовь.
Моя любовь — непреходящая
влюблённость,
Такой бывает настоящая любовь.
*
* *
С любимой разговаривал на днях,
И вдруг она
зарделась и всплакнула —
Гроза при ясном небе
громыхнула,
А, вроде, говорил о пустяках.
Ты будь
поосторожнее, поэт,
По воле Музы пламенно рифмуя,
Обидеть
ненамеренно рискуя,
Людей, среди кого любимой нет.
*
* *
Я в жизни много раз любил,
Душа по счастью
изнывала.
Признанья, блажь — греха немало,
Но вот я,
кажется, остыл.
И вот, страдаю, но терплю.
Больное сердце
тает, тает.
Но та, которую люблю,
Пускай об этом не
узнает.
* * *
Н.
Моя
любовь как белый снег чиста.
На ней ни пятнышка, ни
сломленного чувства.
Начать бы жизнь, как с первого
листа,
Безукоризненно, по правилам искусства!
Пуховой
шалью в зимний сад упасть,
Обнять как яблоньку, приветную на
ласку.
Чтоб ты слезами счастья пролилась,
Как дети,
веря в недосказанную сказку.
Нечаянных разлук не
сосчитать,
Но знаю: солнца и на нашу долю хватит.
Лишь
нам дано и сказку досказать,
И жизнь прожить, и сердца не
утратить.
Голос
Когда
уснут и звезды, и луна…
Когда в ночи я твой услышу голос,
И
миновавшим сном еще пьяна,
Ты слабо развернешь постели полость.
И
приглушенный шепот мой услышишь,
И голову на звуки повернешь —
О,
как я рад, что ты так тихо дышишь,
И мне навстречу радостно
вздохнешь…
Измена
—
Ты сказал мне, что ты меня любишь,
Ты сказал мне, что ты меня
ценишь.
Если любишь, меня не погубишь.
Если ценишь, ты мне не
изменишь.
— Дорогая, не надо, не надо!
Мы любили с
тобой, ну, так, что же?
На любовь современные взгляды,
Могут
быть на твои не похожи.
— Современник ты мой,
современник,
Лжешь ты. Возраст коварству — от века.
Знать,
и был ты — подлец и изменник,
А презреннее нет человека.
—
Нет, в тебя я взаправду влюбился,
Нас обоих друг к другу тянуло.
Я
нисколечко не изменился.
Это сердце тебя обмануло.
—
Да, меж нами — закрытая дверца,
Распахнуться ли ей, как
бывало!?
Сердце, сердце, неумное сердце
Где ж ты счастье свое
проморгало?
2
января 1999 года
...
Казалось только что, вот-вот,
Летя над нами в небосвод,
Как
будто черт из преисподней
Шипел ракетой новогодней.
Искрила
снежная пыльца,
Шампанским бились маски, лица,
Стремясь в одно
объединиться,
Дробясь на части без конца.
Сверкали
брызги. Явь и сон,
Порывы, встречи, телеграммы...
Картины
прыгали из рамы
И выбегали на балкон
В объятья свежего
сугроба.
Звенело: "Здравствуй!" и "Прости!"
—
И на космическом пути
Луна за всем глядела в оба...
Не
так ли, брат, и жизнь мелькала?
Не вся ль она заключена
В
хрусталь шипучего бокала:
Глоток — и выпита она?
По
крайней мере, долгожданный
День новогодний, день желанный —
Итог
любви и добрых дел —
В одно мгновенье пролетел…
*
* *
Надя, моя родная,
Радость моя земная,
Я
без тебя, как без ручья
Речка в тайге лесная.
Надя, моя
родная,
Трудно мне жить, страдая,
Я без тебя, как без
дождя
Грядка цветов живая.
Надя, моя родная,
Что
за тоска слепая?
Я без тебя, как без огня
Темная даль
ночная.
Бразильское
танго
В
краю бананов и лиан —
Меня лишь только позови —
Я
обниму твой стройный стан
В порыве страсти и любви.
К тебе
я сразу поспешу,
Отбросив все мои дела.
Тебя на танго
приглашу,
Чтоб ты красивою была.
Припев:
В
танце…
Кружить с тобою в танце…
Лететь
с тобою в танце
Я буду вновь и вновь.
В танце…
Кружить
с тобою в танце…
Пусть кружит с нами в
танце
Бразильская любовь!
Серенада
Когда
стоишь ты на балконе
И звёзды в небе светят ясно,
И в тонком
запахе сирени
Я слово нежное ловлю,
Припев:
Я
об ином и не мечтаю,
Как заключить тебя в объятья.
А как иначе
доказать мне,
Что я одну тебя люблю?
Когда стоишь ты на
балконе
В своём любимом темном платье
И складки раздувает
ветер,
Как легкий парус кораблю.
Припев:
Когда
стоишь ты на балконе,
И я твоей любуюсь статью,
И, безраздельно
очарован,
Тебе свою улыбку шлю,
Припев:
Стихи
для детей
Воспитанные
дети
С
утра друг к другу тянутся
Былинка и цветочек.
И надо всем
здороваться,
Хотя б один разочек.
И с теми, кто постарше
нас,
И с теми, кто моложе.
С ребятами знакомыми
И
с девочками тоже.
И скажут нам родители,
И скажут все на
свете
Какие мы прекрасные,
Воспитанные дети.
А тот, кто
не здоровался,
Тот мало каши ел.
Он просто
неприветливый,
А может, заболел?
Имена
Пускай
мы все похожие, но разница видна:
У всех ребят хорошие, простые
имена.
Меня зовут Сережею, а Ванею тебя.
Так мама называет
нас, целуя и любя.
И дедушка, и бабушка, подруги и друзья
Ни
с кем меня не спутают. Поймут, что это —
я!
Ироническое
Встреча
Где-то
в далеком Гаити
На листопадных горах
Встретились два
олигарха,
В плавках, мечтах и цветах.
Первый —
владелец сибирский,
Босс из Поволжья — второй.
Оба
когда-то ругали
Коммунистический строй,
Оба когда-то
таили
В сердце враждебную мглу
И на партийном собранье
Тихо
дремали в углу.
Оба же, мало-помалу,
Знойную жизнь
обрели.
В уголь — мосты за собою,
В пепел — свои
корабли.
— Вышли мы вон из народа! —
Первый
второму сказал
И разошлись два гиганта
Свой умножать
капитал.
* * *
Какая во взглядах царит
пестрота
Пред нами последние годы!
Кто Ельцина хвалит, кто
славит Христа,
Кто — новые прихоти моды...
Гречихин
не верил совсем ни во что,
Сегодня бубнит в упоенье:
—
Монархия — это. Монархия — то.
В монархии наше
спасенье!
Вчера убежденный "ура-коммунист"
Звал
курицей герб двухголовый,
А нынче пред богом анкетою чист
И он
со свечою грошовой.
Друзья дорогие, простите молве,
Что
славу Гречихина множит.
Когда человек без царя в голове —
Монархия
вряд ли поможет.
Штрейкбрехерская
«Варшавянка»
Тучки
небесные веют над нами,
Но тяжело нам навстречу вставать.
В бой
роковой с вековыми врагами
Нам неохота сегодня
вступать.
Медленным шагом, робким зигзагом
Марш-марш
вперед, рабочий народ.
Наши делишки пошли на
поправку,
Выдадут премию тем, кто поёт!
Нам обещали к зарплате
прибавку,
Может, инфляция всё не сожрёт.
Медленным шагом,
робким зигзагом
Марш-марш вперед, рабочий народ.
Вместо
мечты, мы лелеем удачу:
На иномарку бы нам накопить!
Кто-то на
митинг, мы, лучше — на дачу.
Памперсов тоже пора
прикупить.
Медленным шагом, робким зигзагом
Марш-марш
вперед, рабочий народ.
Знамя борьбы оттянуло нам
руки,
Спьяну мозги от сомнений чисты.
Наши свободные, гордые
внуки
Плюнут на кладбище в наши кресты.
Медленным шагом,
робким зигзагом
Марш-марш вперед, рабочий народ.
Мечта
детства
Дайте
ребенку свободы:
Медленно движутся годы,
Толст отрывной
календарь!
А на дворе лишь январь…
Я пролетел бы их
разом:
И посмотрел бы хоть глазом
Что за двухтысячный год?
Как
человек там живет?
Все там нарядны, красивы,
Славны,
добры, справедливы.
Нет там ни тюрем, ни драк,
Войн
уж, простите, никак.
И в магазинах, понятно,
Что захотите,
бесплатно,
Всем раздает продавец:
Надо? — Бери.
Молодец!
Думаю, моя посуду,
Сам инженером я буду.
Сделаю
шкаф-автомат,
Чашки расставлю подряд.
Он их помоет, посушит,
В
танце по кухне закружит...
Ах, ну когда-то придет,
Этот
двухтысячный год?!
И (непонятное дело!)
Время стремглав
пролетело!
Кто это? Я иль не я?
Шумная в доме семья.
Музыка,
пение, чудо!
Новая в кухне посуда,
Стало приметно
светлей,
Много веселых гостей,
Елка с гирляндами та же.
Хвоя
так пахнет! И, даже,
Старый дружок-апельсин
Светится
рядом один.
Ай, да воздушные замки!
Ай, да шагнул, будто в
дамки —
Я на полвека вперед —
Редкому
так повезет.
Выйду, спою пред народом:
— С Новым,
товарищи, годом
Я поздравляю всех вас
(Где только был я
сейчас?)!
Операторские
сны
Однажды
я потерял чувство времени.
В. Белов
Обеденным
перерывом
Красна половина дня:
Горбуши ломоть с подливом
В
раздаточной ждет меня.
У нас поварихи ловки —
Сноровки
не занимать…
Люблю я потом в бытовке
Тихонечко
подремать.
В мечтах о последних байках,
От сытости чуть
кривой,
Лежу я на двух фуфайках,
И каска — под
головой.
И снится мне сон как в танке,
Как будто сто лет не
пил,
И сделал кредит я в банке,
И тачку себе купил.
Но с
первого километра
И волею дьявола
Предстала она дефектной
И
сыпаться начала.
Менял я ремни и скаты,
Детали, узлы
менял.
Такие понес затраты
Что чёрт бы меня побрал!
От
горечи я проснулся,
И лег на другой я бок.
И сон мне другой
приснился,
Как будто я ем пирог.
Ну, тут уж, я, вроде,
мастер,
Не меньше, чем ясный князь,
Но повар пирог на
части
Разрезал, не усомнясь.
И я лишь отвлекся малость,
Как
вот она — нелегка! —
Ни чуточки не осталось
От
взятого мной куска.
Сон третий совсем невместный:
Иду
я в продажный суд,
И там приговор известный
Над другом
произнесут
А мне будто дали взятку —
Заклеили медом
рот.
И сладко-то мне и гадко,
А слово, брат, не
идет!
Проснулся. Как я несчастен!
Кувалду свою схватил,
Но
вспомнил — недавно мастер
В бытовке спать запретил.
А
мастер — наш царь начальный,
Не мудрый ли человек?
Я в
жизни моей печальной
Его буду помнить век.
Автопортрет
Мой
верный читатель, мой тихий скандал,
Мой ласковый
благожелатель,
Как ты, я чудовищно много читал,
Как ты, не
устал и не спятил.
Как ты, я по-прежнему светел душой,
Бывая
загадочно мрачен.
Как ты, я питаюсь вареной лапшой,
Китайской
мечтой озадачен.
Как ты, я на глупости новые скуп,
Но старых
довольно с излишком.
И там, где лежит мой лирический труп,
Другие
разводят умишком.
Но, как бы ты ни был на прошлое зол,
На все
чудеса поколений —
Мне в сердце не вгонишь осиновый
кол,
Хотя б потому, что я — гений.
* *
*
Степенное приходит постепенно.
Привыкни к
постепенному и ты,
Постигнув, как легко и неизменно
Сбываются
казенные мечты.
Не будет неожиданных событий.
И солнце,
совершая оборот,
Позднее, чем положено, не выйдет,
И вновь
по-календарному зайдет.
Чудес не будет даже в именины,
Ведь
истина вернее, чем печать:
Ничто не происходит без причины,
И
вечно есть причина промолчать.
На
сургутской бирже труда…
(Откровение
безработного господина поэта)
На
сургутской бирже труда
У меня растет борода,
Кажется в два раза
быстрей,
Но работы нет, хоть убей.
Нужен инженер и
прораб,
Нужен педагог, эскулап,
Нужен сторож, спец в Интернет
—
Никому не нужен поэт.
В штатных расписаньях,
увы
Нету подходящей главы,
Будь ты гений, будь обалдуй,
Только
ничего не рифмуй!
Каждый день на биржу хожу —
Все же
без работы сижу.
Вот к чему, ребята, ведет,
Это развлеченье
господ.
Жалость
О,
как неимоверно жалко Вас —
Высоких, доверительных,
печальных…
Так широко в строках исповедальных,
Вы
раскрывали душу без прикрас.
Ваш мир такой вселенною
рождался,
А Вы — на полосе передовой!
Я в грудь свою
заглядывать пытался —
Ну, что сказать о серенькой
такой!
И снова с торжеством, с великолепьем
Вы раздували
ветра паруса!
Передо мной… Читателем,
«отребьем»,
Зашедшим в дом чужой на полчаса…
*
* *
Не русский я, наверно, нет.
Не вдохновят меня
примеры
Ни рабско-византийской веры,
Ни матерщины прежних
лет.
Не русский я, наверно, нет.
Не русский я, наверно,
нет.
Из Маркса, Дарвина, Шекспира,
Хотя и не творю кумира
Но
их ценю себе во вред.
Не русский я, наверно, нет.
Не
русский я, наверно, нет.
Застолью буйному в угоду
Не пью я
водку, словно воду
И жив-здоров без сигарет.
Не русский я,
наверно, нет.
Не русский я, наверно, нет.
Жену свою, целуя
ручки,
Люблю не только в день получки,
И девкам не гляжу
вослед.
Не русский я, наверно, нет.
Феминизм
В
современности нелегко нам
Жить юродством и пустяком.
Провоняли
мы силиконом
И бензином, и табаком.
Но, готовы на что
угодно,
Для того, чтобы выйти в свет.
Ведь прекрасно лишь то,
что модно,
А модней феминизма — нет.
Ответ
Эпиграммы
Сочихин
Я
Ветра Северного сын,
Поэтов много — я один.
Сметанин
Э!
В наше время (Слову слава!),
Пока язык еще живой,
Любой писать
имеет право,
Толково пишет — не любой.
Я на
стихи не обижаюсь,
Какой ни есть, а все ж прогресс.
Добро б
строчил их не мерзавец
И не подлец, имевший
вес.
Предостережение
(По
Генриху Гейне)
О
чем мой стих кричит,
Чтоб не было хлопот,
Пусть умный
промолчит.
А глупый — не поймет.
Издаешь
такие книги!
Ты пропал навеки, друже.
Хочешь славы и богатства
—
Ты спиною гибче двигай.
Никогда не дам
совета
Говорить вот так с народом,
Говорить вот так с попами,
И
с вельможами из света!
Ты пропал навеки, друже.
У вельможи
длинны руки,
Длинны языки поповы,
У народа — длинны
уши.
Компьютерный
страх
1.
Какая
грешная морока
Перед компьютером сидеть,
И пальцем
тыкать, и потеть,
И в ругань изойти жестоко.
Какая вздорная
забава —
Замысловатый Интернет!
Весь этот новомодный
бред,
И «чайника» дурная слава!
2.
Увы,
меня объемлет страх.
Ну, кто б во времени веках
Представить
мог, что станут книги
Для дум — тяжелые вериги?
Библиотека!
— мифом станет
За фолиантом фолиант,
И электронный
вариант
Легко уместится в кармане?
2.
Ну, что, друзья?
Наш век бумажный,
Похоже, врезался в забор.
И я, как вы, на
день вчерашний
С тоской гляжу за монитор.
Добром
вспомянешь про былое,
Ужели было то вчера?
Года великого покоя
—
Века гусиного пера!
Пусть, мирно спят деревья в роще
—
Их много удалось спасти.
Жаль, до читателя
дойти
Писателю не стало проще.
Но вы, друзья, напрасно
скисли,
Даю совет: «Развейте грусть!
Пишите так,
чтоб ваши мысли
Запоминались наизусть».
*
* *
Журналисты вокруг… Журналисты…
Весь
собой вы заполнили свет.
И улыбчивы вы, и речисты,
Ну нигде от
вас продыху нет.
Вы и ценник на подлость — в газету,
И
рекламу с эротикой — в лист.
Где уж к людям пробиться
поэту,
Если встал на пути журналист!
Впрочем, в этом и он
не виновник.
В вечной битве умов и сердец,
Журналист —
это вольный чиновник,
А поэт — подневольный творец.
*
* *
Благодарю, завистники мои,
За то, что не давали мне
проходу.
За то, что расплодясь, как воробьи
Освистывали,
подлости в угоду.
Спасибо вам, завистники мои,
Мои хлеб-соль,
за ваши хлеб и воду...
Спасибо, вам, завистники мои,
Мое
почтенье вашему кумиру.
Живите долго, злые холуи,
За то, что
поджигали мне квартиру,
Благодарю, завистники мои!
Не по миру
пустили, а по миру.
Благодарю, завистники мои,
За то, что
улыбались мне так криво.
Вы были благороднее свиньи.
Меня суду
предавшие спесиво.
Спасибо вам, завистники мои,
Без вас бы я
забыл, что жил счастливо!
Непогода
—
Ну, где же, где же золотая осень? —
Громаду неба сверлит
самолет.
Который год — как сена мы накосим —
Иван
играет, а Федот поет.
Мету в мешки разбитую посуду,
Как будто с
горя дуги гнул не я…
Но, слава богу! — скоро —
гадом буду! —
Наедут долгожданные друзья.
Нагрянут из
Тюмени — убедиться,
Что солнышка в глубинке тоже
нет…
Довольно вам, дожди косые, литься.
Поберегите свой
авторитет!
Тайна
творчества
Намедни
я задумался случайно
Над собственной обидой и тоской…
В
стихах должна быть музыка и тайна,
А у меня нет тайны
никакой!
Всё, вроде есть. И боль, и настроенье,
И
рифма, и сплетенье важных тем,
Но нет того… лесного
наважденья…
Среди нормально действенных
систем.
Предутренней фиалки аромата,
Немого вздоха далей и
глубин.
Всё ладно, всё разумно, торовато,
Но словно бы, как на
один аршин.
Других читаю: Гоголя, Рубцова —
Великая
духовности струя.
Является возвышенное Слово
И пламенно вещает:
«Это я!»
А у меня — верстак среди
сарая,
Тиски, в которых звуки я верчу.
И как мне быть, я
никогда не знаю,
И никого вовек не научу.
Зайдёт сосед:
“Дай сто взаймы, Серёга!” —
Даю — куда
деваться? — все ж, сосед.
Зайдёт соседка: “Соли бы,
немного…” —
У нас, и правда редко соли
нет.
Работаю, питаюсь и общаюсь,
Семья, жена, и дети, и
родня…
Хотя… Друзья, зачем я в этом каюсь?
Вот
это, правда — тайна для меня!
Ну
и пусть
Я
знаю: человечеству нужны звезды,
чтобы не заблудиться в
ночной темноте.
Для
чего живу на свете?
Для чего мой смех и грусть?
Ты сказала о
поэте:
Он — бездельник. Ну и пусть.
Знаю я, на
свете этом
В разногласии сердец,
Кто ни сделался поэтом,
Всё
нужнее, чем подлец.
Нету
гениев
Тот
— талантлив, но алкоголик.
Тот — непьющий, да не
речист.
Этот — умница, но — католик,
Тот —
гигантище, но — баптист.
Тот — в метро потерял
дорогу,
Этот — сел не в своё такси…
Нету гениев,
слава богу!
Нету гениев на Руси.
* *
*
Наконец-то пришла долгожданная старость,
Надоело
спешить, головой очертя.
И до пенсии мне уж немного осталось —
Мне
сегодня друзья говорят, не шутя.
Надоело бежать от событий
печальных,
От пустых сериалов и полных друзей,
Скоро буду
мудрей, чем любимый начальник,
Скоро буду похож на военный
музей.
Завалюсь на диван, запасусь валидолом,
В красный
угол прилажу икону Христа
Я работал, я был заводным и веселым,
А
теперь у меня будет совесть чиста.
Механический выброшу к
черту будильник,
Заведу канареек и радикулит.
Наконец-то я
тверд, как трехгранный напильник.
Наконец-то душа ни о чем не
болит.
Работа
по плечу
(автопародия)
Дайте
мне точку опоры,
и я переверну землю.
Архимед
Поэтову
славу разносит молва.
Открыть вам секрет моего
мастерства?
Всё просто. Я дело беру по плечу,
Зато уж и
делаю с ним, что хочу.
Я
уродился узкоплечим —
Таким на лавке легче спать.
Но мне
природу обвинять
Ей-богу, незачем и нечем.
Не возмущаюсь,
не ворчу.
Надежду в юморе черпаю.
Беру занятье по плечу
И
никому не уступаю.
Басни
Два
Ножа
Однажды
встретились на кухне два Ножа.
Один хвалился, на подставочке
лежа:
— Я самый мудрый, и с хозяином в ладу,
Меня и точит
он всего лишь раз в году.
Какая ручка! Вся — изящество и
цвет.
А полотно-то! Ведь ему износу нет!
На то сказал ему
кривой и старый Нож:
— Пусть на любимца я нисколько не
похож,
Но оттого меня и точат через час,
Что я работаю за Вас и
про запас.
А вид мой ласковой хозяйке мил вполне,
Она и в
старости вспомянет обо мне.
Воробьиный
рацион
В
одном отдельно взятом зоопарке
Директором был избран Воробей.
Он
мудро правил в должности своей:
Медведям и Слонам дарил подарки,
И
в Думу зоопарка собирал.
Понятно, что для «сильных»
рай настал.
О лучших днях они и не мечтали,
И Воробья,
как Бога, прославляли.
Зато для «слабых» возвели в
закон
Обычный воробьиный рацион.
Для Дятла, право, лестна честь
такая,
Но вот Ослу на нем — не проживешь!..
И, что
ж?
На фоне форменного рая
Ползоопарка охватил падеж,
Его
вольеры постепенно опустели.
Такой ли звери демократии
хотели?
Теперь не выяснить. Всю истину святую
Подробно я бы вам
нарисовал,
Но уточнять деталей не рискую,
Ведь, клеток
Воробей не упразднял.
Пчела
и Оса
Пчела
дружить надумала с Осой.
Оса хвалила благородный рой.
—
Цветочки обожаю тоже,
Да мы и красотою схожи:
Такая ж талия,
такой же хоботок!
Жаль, в Вашем улье узенький леток,
А то б и я
нектару Вам добыла!
И состязанье в шутку предложила:
—
Давайте, милая, устроим с Вами бой,
Посмотрим, чья надежней
сила!
Они взлетели — дивные дела! —
Резвятся,
вьются, друг на друга нападают,
Небесный поединок развивают.
Но
Пчелка — раз кольнула невпопад,
И умерла, закончив гон
по лугу…
У мстительной Осы давно весь вышел яд —
Она
все жалит мертвую подругу:
С натурой злобною не справится
никак...
И с той поры Оса о меде не мечтает
И улей стороною
облетает.
Мораль же басенки проста:
Хотя в почете
красота,
Не стоит выбирать друзей
По мерке талии
своей.
Миниатюры
Познание
Пути
познания загадочны не очень,
А результат его порой предельно
точен:
Поверьте, ждет любого путника беда,
Когда идет не тот,
кто надо, не туда!
Возраст
Печаль
о возрасте меня с ума не сводит.
Пропала молодость? У всех она
проходит.
Да, на лице моем все гуще сеть морщин,
Но то —
проблема, недостойная мужчин.
Гордость
Кто
златом чванится, кто чином, кто постом,
Кто благородно
демонстрирует породу.
А я считаю: гордость — жить своим
трудом,
Свободной родине даря свою
свободу.
Наркотики
Наркотики
— незаменимое средство
Смягчить обреченным предсмертные
муки.
А мы на них тратим веселое детство.
Бессмысленно.
Вздорно. От лени и скуки.
* * *
Удачные
обстоятельства: благородство, сила, власть и богатство — делают
некоторых спесивцами и наглецами, потому что нелегко без добродетели
пристойно переносить удачи. Однако приниженность встречается чаще и
выглядит хуже.
Из Аристотеля.
Шакал
однажды вымазался краской,
И Льва — царя зверей —
перепугал.
Но выдал сам себя, завыв с опаской.
Шакал и в
счастии — Шакал!
* * *
—
Непрочно твердое, но мягкость долговечна, —
Так мудрый
старец утверждал, весьма беспечно
В улыбке щедрой обнажа беззубый
рот. —
— Зубов уж нету, а язык еще живет!
Урок
истории
Школа
жизни смертями оплачена.
Прост урок, да ведь истина в том:
Все,
что делаем наспех и начерно,
Время красным исправит потом.
*
* *
Народ и власть — проблема непроста!
Решить ее
попробуй без обмана,
Когда народ — под властию тирана,
А
сам тиран — под властию шута.
За
рулем
Пейте,
курите, девчонок любите!
Должен стараться резвый водитель,
Чтоб
у хирургов были в достатке
Свежие органы для
пересадки.
Советы
Тому,
кто по уши влюбился,
Советы цепкие нужны —
Советы
входят через уши,
А уши тоже влюблены.
* *
*
Загадочно время. Пришло и ушло...
Загадочно сердце:
Добро в нем и Зло…
Живешь, не решая великих загадок —
Зачем
же тебя в этот мир занесло?
* * *
Все
живущее бренно под этой луной.
Вечной нет во Вселенной звезды ни
одной.
Лишь закон измененья царит беспредельно:
Каждый миг —
тот же самый, и все же иной.
* * *
Если
счастье дается нам только в борьбе,
А несчастье велит покориться
судьбе —
Выбирай! В этом мире твое назначенье
Разве может
решиться само по себе?
* * *
В семь
дней эту звездно-эфирную гладь,
Конечно, лишь Богу под силу
создать.
Но если он сделал меня атеистом,
То стоит ли в этом
его поправлять?
* * *
— Вечность —
прошлое, — пишет историк. — О, нет!
Вечность в
будущем! — молвит мечтатель в ответ.
А Сегодня,
друзья? Разве это не вечность?
Вот последнего времени явный
секрет!
Красота
С
ней глупость менее опасна,
С ней даже боль не так ужасна.
Никто
не против красоты —
Не избегай ее напрасно.
*
* *
Никогда мне язычником в жизни не быть,
Православным
ханжой и занудой не слыть,
Ни Аллах убедить не сумеет, ни
Будда,
Мол, вино это то, что не буду я пить.
* *
*
Вино и беззаботное веселье,
И Гончара святое
рукоделье —
Вас гениально воспевал Хайям,
Но не сказал
всей правды о похмелье.
* * *
О, ты мудростью
полон, мой друг,
Словно жиром овечий курдюк.
Жаль, Аллах не
вложил в тебя сердце —
Видно, было ему недосуг.
*
* *
Многих мог ты когда-то в пиру перепить.
Как же в
грязную лужу сумел угодить?
Вряд ли будет достаточно стирки да
бани:
Чтоб очиститься, долго придется не пить!
*
* *
В девяностом году, в девяносто шестом
Чем угодно я
жил, но отнюдь не постом.
Экономил, копил я на шапку и туфли,
Но
бутылку вина покупал я потом.
* * *
Любовь для
гуляки — бренчащая медь.
О чем ему плакать? О чем
сожалеть?
Богатство свое разменял и доволен.
А встретит ли
чистое золото впредь?
* * *
Каждый
час этой жизни, меняющей нас
Проводи, с уваженьем к нему
отнесясь.
Даже если заполнена жизнь пустяками,
Согласись, это
все-таки вечности часть!
* * *
Верблюда
спросили: "Послушай, горбун,
Хорош ли наш новый
арабский скакун?"
И мудрый верблюд рассудил, что к
чему:
Хорош. Не хватает горба лишь
ему.
Содержание
Лирика
1.Моя
Югра
2.Сиротские слёзы
3.Заблудились
4.Февраль
5.Монолог,
подслушанный на Сургутском рынке
6.Рассвет
7.Утро
8.Июль
в Сургуте
9.Гроза
10.Журавли
11.«Эта осень, как взрыв,
как пожар…»
12.«Желтеют листья на березе, как
рубли…»
13.Мир
14.На вахту
15.История с
телевидением
16.Двойная радуга
17.«Напряженье кругом,
напряженье…»
18.Воспоминание
19.«Большинство
человеческих дел состоит из шагов единичных…”
20.«О
смерти ты не думал никогда…»
21.Улицей
Маяковского
22.«Трепетной сыростью ветер
пропах…»
23.«Народился новый месяц в ночь на
пятницу…»
24.Шофер
25.«Утро чело деловито
нахмурило…»
26.«Раньше я боялся
смерти…»
27.Слова
28.Звезда
29.Бессонница
30.У
памятника основателям Сургута
31.Облака
Севера
32.Лебеди
33.В порту
34.«В Сургуте бабье лето
—…»
35.«То ли ветер задул по
спирали…»
36.Имя вселенной
37.В
разлуке
38.«Пошли, бессонница, мне юности
фантом…»
39.СМС
40.«Алый луч восхода с тенью
борется…»
41.Моя любовь
42.«С
любимой разговаривал на днях…»
43.«Я в жизни
много раз любил…»
44.«Моя любовь как белый снег
чиста…»
45.Голос
46.Измена
47.2 января 1999
года
48.«Надя, моя родная…»
49.Бразильское
танго
50.Серенада
Стихи для детей
51.Воспитанные
дети
52.Имена
Ироническое
53.Встреча
54.«Какая
во взглядах царит пестрота...»
55.Штрейкбрехерская
Варшавянка
56.Мечта детства
57.Операторские
сны
58.Автопортрет
59.«Степенное приходит
постепенно…»
60.На сургутской бирже
труда…
61.Жалость
62.«Не русский я, наверно,
нет…»
63.Феминизм
64.Ответ
65.Предостережение
66.Компьютерный
страх
67.«Журналисты вокруг…
Журналисты…»
68.«Благодарю, завистники
мои…»
69.Непогода
70.Тайна творчества
71.Ну и
пусть
72.Нету гениев
73.«Наконец-то пришла
долгожданная старость…»
74.Работа по
плечу
Басни
75.Два Ножа
76.Воробьиный
рацион
77.Пчела и Оса
Миниатюры
78.Познание
79.«Если
счастье оборотится
спиной…»
80.Возраст
81.Гордость
82.Наркотики
83.«Шакал
однажды вымазался краской…»
84.«Непрочно
твердое, но мягкость долговечна…»
85.Урок
истории
86.«Народ и власть — проблема
непроста!..»
87.За рулём
88.Советы
89.«Загадочно
время. Пришло и ушло…»
90.«Все живущее бренно
под этой луной…»
91.«Если счастье дается нам
только в борьбе…»
92.«В семь дней эту
звездно-эфирную гладь…»
93.«— Вечность —
прошлое, — пишет историк. — О,
нет…»
94.Красота
95.«Никогда мне язычником в
жизни не быть…»
96.«Вино и беззаботное
веселье…»
97.«О, ты мудростью полон, мой
друг…»
98.«Многих мог ты когда-то в пиру
перепить…»
99.«В девяностом году, в
девяносто шестом…»
100.«Любовь для гуляки —
бренчащая медь…»
101.«Каждый час этой жизни,
меняющей нас…»
102.«Верблюда спросили:
"Послушай, горбун…»
Сметанин
Сергей Егорович
Имя вселенной
Редактор — Г.И.
Кобылкин
Корректор — О.И. Светлякова
